Свидание со смертью (Встреча со смертью)

 – Ты ведь понимаешь, не так ли, что ее придется убить? – Вопрос словно завис в неподвижном ночном воздухе, а затем уплыл в темноту в сторону Мертвого моря.

 Эркюль Пуаро задержался на минуту, положив руку на оконный шпингалет. Нахмурившись, он решительно закрыл окно. Пуаро был воспитан в твердом убеждении, что свежий воздух лучше оставлять снаружи и что ночной воздух особенно опасен для здоровья.

 Аккуратно задернув портьеры, он с удовлетворенной улыбкой направился к кровати.

 «Ты ведь понимаешь, не так ли, что ее придется убить?»

 Странные слова довелось услышать детективу Эркюлю Пуаро в его первую ночь в Иерусалиме!

 – Куда бы я ни отправился, всегда что-нибудь напоминает мне о преступлении! – пробормотал он себе под нос.

 Пуаро продолжал улыбаться, вспоминая когда-то слышанную им историю о писателе Энтони Троллопе.^[1] Пересекая Атлантику, Троллоп случайно услышал разговор двух попутчиков, обсуждавших его последний роман.

 – Книга очень хороша, – заявил один из них, – но ему следовало прикончить эту нудную старуху!

 Широко улыбнувшись, писатель обратился к ним:

 – Очень вам признателен, джентльмены! Сейчас пойду и убью ее!

 Эркюля Пуаро интересовало, что означают слова, которые он только что услышал. Возможно, разговор соавторов пьесы или романа?..

 «Эту фразу следует запомнить, – с улыбкой подумал он. – В один прекрасный день она может приобрести более зловещий смысл».

 Из памяти все не уходил эмоционально-напряженный голос и дрожь, заметная в нем. Это был голос молодого мужчины – или мальчика…

 «Я бы узнал его, если бы услышал снова», – подумал Эркюль Пуаро, выключая ночник.

 Опершись локтями на подоконник и склонив друг к другу головы, Реймонд и Кэрол Бойнтон вглядывались в ночную тьму.

 – Ты ведь понимаешь, что ее придется убить? – повторил Реймонд свою последнюю фразу.

 Кэрол поежилась.

 – Это ужасно! – произнесла она хриплым шепотом.

 – Не более ужасно, чем то, что происходит сейчас!

 – Да, пожалуй…

 – Так больше не может продолжаться! – горячо воскликнул Реймонд. – Мы должны что-то предпринять. А больше ничего сделать нельзя.

 – Если бы мы могли куда-нибудь уехать… – Голос Кэрол звучал неубедительно, и она это знала.

 – Ты прекрасно понимаешь, Кэрол, что это невозможно.

 Девушка снова поежилась.

 – Да, Рей, понимаю…

 Он с горечью усмехнулся:

 – Люди сочли бы нас безумными, если бы узнали, что мы не можем даже пойти прогуляться…

 – Возможно, мы в самом деле безумцы, – медленно произнесла девушка.

 – Похоже на то. А если нет, то скоро ими станем. Некоторые сказали бы, что мы уже спятили, если сидим здесь и хладнокровно планируем убить нашу мать.

 – Она нам не мать! – резко возразила Кэрол.

 – Да, верно.

 Последовала пауза, затем Реймонд осведомился почти обыденным тоном:

 – Так ты согласна, Кэрол?

 – Думаю, она должна умереть… – ответила девушка. – Я уверена, что она сумасшедшая, иначе не мучила бы нас так. Годами мы надеялись, что она когда-нибудь умрет, но этого не происходит! Не думаю, что она вообще умрет, если мы…

 – Если мы не убьем ее, – закончил Реймонд.

 – Да.

 Кэрол судорожно вцепилась в подоконник.

 Ее брат продолжал говорить так же спокойно и деловито – лишь легкая дрожь в голосе выдавала его возбуждение.

 – Ты понимаешь, почему это должен сделать один из нас? С Ленноксом придется принимать в расчет и Надин. А втягивать в это Джинни мы не можем.

 Кэрол вздрогнула:

 – Бедняжка Джинни! Я так боюсь…

 – Знаю. Ей все хуже и хуже. Поэтому нужно действовать быстро – пока не стало слишком поздно.

 Внезапно Кэрол поднялась, откинув со лба каштановые пряди.

 – Рей, тебе не кажется, что так нельзя?

 – Нет, – отозвался он тем же бесстрастным тоном. – Не кажется. По-моему, это все равно что убить бешеную собаку – уничтожить то, что приносит только вред. Иначе это никак не остановить.

 – Но нас отправят на электрический стул… – пробормотала Кэрол. – Мы ведь не сможем объяснить, что она собой представляла, – это звучало бы фантастически… В какой-то степени все это происходит только у нас в голове.

 – Никто ничего не узнает, – успокоил ее Реймонд. – У меня есть план. Я все продумал. Мы будем в полной безопасности.

 Кэрол повернулась к нему:

 – Ты стал другим, Рей. С тобой что-то стряслось. Что вбило это тебе в голову?

 – Почему что-то должно было со мной стрястись?

 Он отвернулся, глядя в ночь.

 – Потому что так оно и есть… Рей, все дело в той девушке в поезде?

 – Конечно, нет! Не болтай чепуху, Кэрол! Давай вернемся к…

 – К твоему плану? Ты уверен, что это… хороший план?

 – Думаю, что да. Разумеется, нам нужно дождаться удобного случая. А потом, если все пройдет удачно, мы все будем свободны.

 – Свободны? – Кэрол вздохнула и посмотрела на звезды. Внезапно она затряслась от беззвучных рыданий.

 – Что с тобой, Кэрол?

 Она громко всхлипнула.

 – Здесь так красиво – ночь, темнота, звезды… Если бы мы могли стать частью всего этого – чувствовать себя как другие люди, а не быть странными, заторможенными куклами…

 – Но мы будем как другие – когда она умрет!

 – Ты уверен? Не слишком ли поздно? Не останемся ли мы навсегда такими, как сейчас?

 – Нет, нет, нет!

 – Сомневаюсь.

 – Кэрол, если ты не хочешь…

 Она отодвинула от себя его руку.

 – Нет, я с тобой! Ради остальных – особенно ради Джинни! Мы должны спасти ее!

 Реймонд немного помедлил.

 – Значит… будем действовать?

 – Да!

 – Отлично. Я открою тебе мой план…

 И он снова склонил к ней голову.

 Мисс Сара Кинг, бакалавр медицины, стояла у стола в просторном салоне отеля «Соломон» в Иерусалиме, лениво перебирая газеты и журналы и задумчиво нахмурив брови.

 Высокий француз средних лет, вошедший в комнату из холла, пару минут наблюдал за ней, прежде чем подойти к столу с противоположной стороны. Когда их взгляды встретились, Сара улыбнулась, вспомнив, как по пути из Каира этот человек пришел ей на помощь и подхватил один из ее чемоданов, так как поблизости не оказалось ни одного носильщика.

 – Вам нравится Иерусалим? – спросил доктор Жерар после того, как они обменялись приветствиями.

 – В некоторых отношениях он просто ужасен, – ответила Сара и добавила: – Все-таки религия – странная штука.

 Француза, казалось, позабавили эти слова.

 – Я знаю, что вы имеете в виду. – Его английский был почти безупречным. – Даже мелкие секты грызутся друг с другом.

 – А какие жуткие сооружения они возводят! – воскликнула Сара.

 – Да, верно.

 Сара вздохнула:

 – Сегодня меня выставили из одного храма, потому что на мне было платье без рукавов. Очевидно, господу не по душе мои руки, хотя он сам их создал.

 Доктор Жерар засмеялся:

 – Я собирался заказать кофе. Вы не присоединитесь ко мне, мисс…

 – Меня зовут Сара Кинг.

 – А меня… позвольте… – Он протянул карточку.

 Сара с благоговением уставилась на нее:

 – Доктор Теодор Жерар? О, я так рада, что встретилась с вами! Разумеется, я читала все ваши работы. Ваши взгляды на шизофрению необычайно интересны.

 – Разумеется? – Жерар вопросительно приподнял брови.

 – Понимаете, – робко объяснила Сара, – я некоторым образом тоже врач. Только что получила степень бакалавра.

 – В самом деле?

 Доктор Жерар заказал кофе, и они заняли столик в углу. Француза куда меньше интересовали медицинские достижения Сары, чем ее вьющиеся черные волосы и красивой формы алый рот. Его забавляло почтение, с которым она взирала на него.

 – Вы надолго остановились здесь? – спросил он.

 – На несколько дней. Потом я отправлюсь в Петру.^[2]

 – Вот как? Я тоже подумываю съездить туда, если это не отнимет слишком много времени. Четырнадцатого числа я уже должен быть в Париже.

 – Думаю, это займет около недели. Два дня туда, два дня там и еще два обратно.

 – Утром схожу в туристическое бюро и выясню, как это организовать.

 Группа людей, войдя в комнату, расположилась в углу. Сара с интересом наблюдала за ними.

 – Вы не обратили на них внимания в поезде? – спросила она, понизив голос. – Они ехали из Каира вместе с нами.

 Доктор Жерар вставил в глаз монокль и повернулся в сторону группы.

 – Американцы?

 – Да, – кивнула Сара. – Американская семья. Но… по-моему, довольно необычная.

 – Необычная? В каком смысле?

 – Ну посмотрите на них. Особенно на старуху.

 Доктор Жерар повиновался. Его острый взгляд быстро перебегал с одного лица на другое.

 Сначала он оглядел высокого, на вид довольно вялого мужчину лет тридцати. Лицо того было приятным, но безвольным, а манеры казались до странности апатичными. Рядом сидели миловидные юноша и девушка – у юноши был почти греческий профиль. «С ним тоже что-то не так, – подумал доктор Жерар. – Он явно пребывает в состоянии нервного напряжения». Девушка, очевидно, была его сестрой – сходство бросалось в глаза – и также выглядела возбужденной. Еще одна девушка, моложе их, с рыжевато-золотистыми волосами, окружавшими голову, словно нимб, постоянно теребила лежащий на коленях носовой платок. Зато в другой молодой женщине – брюнетке с матово-бледным спокойным лицом, походившим на лицо мадонны кисти Луини,^[3] не было ничего нервозного. А в центре группы… «Господи! – подумал доктор Жерар с истинно французским бескомпромиссным отвращением. – Какое жуткое создание!» Массивная, обрюзгшая старуха сидела неподвижно, точно изуродованная статуя Будды или огромный паук в центре паутины.

 – La maman^[4] не слишком привлекательна, верно? – заметил Жерар, повернувшись к Саре.

 – Вам не кажется, что в ней есть… нечто зловещее?

 Доктор Жерар снова посмотрел на старуху – на сей раз с профессиональной, а не с эстетической точки зрения.

 – Водянка… сердечная недостаточность…

 – Дело не в том. – Сара отмахнулась от медицинского вердикта. – В их отношении к ней есть что-то странное.

 – А вы знаете, кто они?

 – Семейство по фамилии Бойнтон. Мать, женатый сын, его жена, младший сын и две младшие дочери.

 – La famille^[5] Бойнтон обозревает мир, – пробормотал доктор.

 – Да, но они делают это довольно странным образом. Ни с кем не разговаривают. И никто из них не может пальцем шевельнуть без разрешения старухи.

 – Эта особа придерживается матриархального типа отношений, – задумчиво промолвил Жерар.

 – По-моему, она просто тиран, – заявила Сара.

 Доктор Жерар пожал плечами и заметил, что американская женщина правит миром – это известно всем.

 – Да, но здесь нечто большее, – настаивала Сара. – Она всех их держит под каблуком. Это… это недостойно!

 – Женщинам не следует предоставлять слишком много власти, – с серьезным видом согласился Жерар и покачал головой. – Им трудно ею не злоупотреблять.

 Он бросил быстрый взгляд на Сару. Она все еще наблюдала за семейством Бойнтон – вернее, за одним его представителем. Доктор Жерар улыбнулся чисто галльской понимающей улыбкой. Так вот оно что!

 – Вы уже разговаривали с ними? – спросил он.

 – Да, по крайней мере, с одним из них.

 – С молодым человеком – младшим сыном?

 – Да. В поезде из Кантары. Он стоял в коридоре, и я заговорила с ним.

 В отношении Сары к жизни не было робости. Она испытывала к людям дружеский интерес, хотя иногда они ее раздражали.

 – Что заставило вас это сделать? – спросил Жерар.

 Сара пожала плечами:

 – Я часто разговариваю с попутчиками. Меня интересуют люди – что они делают, думают и чувствуют.

 – Короче говоря, вы помещаете их под микроскоп?

 – Можно сказать и так, – согласилась девушка.

 – И каковы были ваши впечатления в данном случае?

 – Ну… – Сара колебалась, – довольно странные. Прежде всего, парень покраснел до корней волос.

 – Разве это так уж странно? – сухо осведомился Жерар.

 Сара засмеялась:

 – Вы имеете в виду, он подумал, что я бесстыжая потаскушка, делающая ему авансы? Вряд ли. Мужчины всегда могут это определить, не так ли?

 Жерар кивнул.

 – У меня сложилось впечатление, – Сара слегка нахмурилась, – что он… как бы это сказать?.. Одновременно возбужден и напуган. Странно – американцы всегда казались мне необычайно уверенными в себе. Американский юноша лет двадцати знает о жизни куда больше, чем его английский сверстник. А этому парню должно быть больше двадцати.

 – Я бы сказал, года двадцать три – двадцать четыре.

 – Неужели так много?

 – По-моему, да.

 – Возможно, вы правы… Хотя он кажется совсем юным.

 – Духовная неприспособленность, иначе говоря – инфантилизм.

 – Значит, я права? В нем есть что-то не вполне нормальное?

 Доктор Жерар улыбнулся ее серьезному тону:

 – Моя дорогая юная леди, кто из нас вполне нормален? Но я ручаюсь за то, что у него какой-то невроз.

 – Наверняка связанный с этой ужасной старухой!

 – Похоже, вам она очень не нравится, – заметил Жерар, с любопытством глядя на собеседницу.

 – Очень. Она… у нее дурной глаз!

 – Как и у многих матерей, когда их сыновья увлекаются очаровательными молодыми леди, – пробормотал Жерар.

 Сара с раздражением пожала плечами. Французы все одинаковы, подумала она. Помешаны на сексе! Но, как добросовестный психолог, она признавала, что многие отклонения действительно основаны на скрытом сексуальном факторе. Мысли Сары потекли по проторенной профессиональной колее.

 Вздрогнув, она оторвалась от размышлений. Реймонд Бойнтон подошел к центральному столу и выбрал журнал. Когда он, возвращаясь, проходил мимо стула Сары, она обратилась к нему:

 – Вы сегодня осматривали достопримечательности?

 Сара произнесла фразу наугад – ее интересовало, как он ее воспримет.

 Реймонд остановился, покраснел и бросил испуганный взгляд на мать.

 – Да… – неуверенно пробормотал он. – Да, конечно…

 Затем стремглав, как будто в него вонзили шпоры, он поспешил назад к семье.

 Гротескная фигура Будды протянула руку за журналом, не сводя при этом глаз с юноши. Пробормотав невнятные слова благодарности, старуха слегка повернула голову, устремив взгляд на Сару. Ее лицо было лишено всякого выражения – было невозможно определить, что творится в голове у этой женщины.

 Сара посмотрела на часы и воскликнула:

 – Сейчас гораздо позже, чем я думала! – Она поднялась. – Спасибо за кофе, доктор Жерар. Я должна написать несколько писем.

 Доктор тоже встал и взял ее за руку:

 – Надеюсь, мы еще увидимся?

 – Конечно! Может быть, вы все же поедете в Петру?

 – Во всяком случае, постараюсь.

 Сара улыбнулась и направилась к выходу мимо семейства Бойнтон.

 Доктор Жерар увидел, как взгляд миссис Бойнтон переместился на лицо сына. Когда Сара проходила мимо, Реймонд неохотно отвернулся от нее. Казалось, мать натянула невидимую струну.

 Сара заметила это. Она была достаточно молода, чтобы этот жест раздосадовал ее. Они так дружелюбно беседовали в коридоре спального вагона – сравнивали впечатления о Египте, смеялись над нелепыми фразами погонщиков ослов и уличных торговцев. Сара рассказала, как погонщик верблюдов дерзко осведомился: «Вы английская леди или американская?» – и, получив ответ: «Нет, китайская!» – озадаченно уставился на нее. Юноша казался Саре похожим на школьника – в его непосредственности было что-то трогательное. А теперь, без всякой причины, он повел себя так неучтиво!

 «Не буду больше думать о нем!» – мысленно произнесла Сара.

 Не будучи самовлюбленной, она знала себе цену, не сомневалась в своей привлекательности для противоположного пола и не привыкла к такому обращению.

 Возможно, она вела себя слишком по-дружески с этим мальчишкой, так как по непонятной причине чувствовала к нему жалость.

 Но он оказался всего лишь высокомерным американским грубияном!

 Вместо того чтобы заняться письмами, о которых она упоминала, Сара Кинг села за туалетный столик, зачесала назад волосы со лба, устремила взгляд карих глаз в зеркало и задумалась о своем положении.

 Месяц назад она перенесла серьезный эмоциональный кризис, разорвав помолвку с молодым врачом старше ее на четыре года. Они были сильно увлечены друг другом, но слишком схожи по характеру. Размолвки и ссоры следовали одна за другой. Сара была чересчур независимой, чтобы безропотно кому-то подчиняться. Как и многие пылкие натуры, она полагала, что способна восхищаться силой и хочет, чтобы ею повелевали, но, когда встретила мужчину, способного на это, ее это отнюдь не устроило. Разрыв помолвки стоил Саре немалой душевной боли, однако она была достаточно разумной и понимала, что взаимное влечение – слишком хрупкий фундамент для счастливой семейной жизни. Сара специально отправилась путешествовать за границу, чтобы забыть обо всем, прежде чем вернется к работе.

 Ее мысли переключились от прошлого к настоящему.

 «Интересно, доктор Жерар позволит мне поговорить с ним о его работе? Он такой замечательный специалист! Только бы он воспринял меня всерьез… Возможно, если он поедет в Петру…»

 Сара снова подумала о странном молодом американце. У нее не было сомнения, что причиной его поведения было присутствие семьи, тем не менее она испытывала к нему презрение. Быть под каблуком у такой семейки просто недостойно мужчины!

 И все же…

 Ею овладело странное чувство. Здесь явно что-то не так!

 – Этот юноша нуждается в спасении! – произнесла она вслух. – И я о нем позабочусь!

 Когда Сара вышла из салона, доктор Жерар несколько минут оставался сидеть, потом подошел к столу в центре, взял последний номер «Ле Матен» и сел в кресло неподалеку от семьи Бойнтон.

 Сначала доктора позабавил интерес английской девушки к американскому семейству, и он отметил про себя, что правильно диагностировал причину – интерес Сары к одному из его представителей. Но теперь странная компания пробудила в нем бесстрастное любопытство исследователя. Он чувствовал, что тут есть нечто, представляющее чисто научный, психологический интерес.

 Прикрывшись газетой, Жерар исподтишка наблюдал за Бойнтонами. Юноша, которым так заинтересовалась симпатичная английская девушка, определенно принадлежал к типу, способному ее привлечь. Сара Кинг обладала силой воли, хладнокровием и решимостью, а молодой человек, по мнению доктора Жерара, был чувствительным, робким и легко поддающимся внушению. Острый взгляд психиатра подметил, что юноша пребывает в состоянии крайнего нервного напряжения. В чем причина? Доктор был озадачен. Почему молодой человек, явно здоровый физически и отправившийся в туристическую поездку за границу, находится на грани нервного срыва?

 Доктор Жерар перенес внимание на других членов семьи. Девушка с каштановыми волосами, очевидно, была сестрой Реймонда. Они походили друг на друга аристократическими чертами лица, четкой линией подбородка, родственность выдавали тонкие изящные руки, стройные худощавые фигуры. И девушка тоже нервничала… Она делала едва заметные непроизвольные движения, под неестественно блестящими глазами темнели круги. Речь была слишком быстрой и слегка прерывистой. Она пребывала настороже и не могла расслабиться.

 «Эта девушка также чем-то напугана», – решил Жерар.

 Он слышал обрывки разговора, казавшегося вполне ординарным.

 – Можем сходить в конюшни Соломона…^[6]

 – А это не слишком тяжело для мамы?

 – Утром посмотрим Стену Плача?^[7]

 – И храм – его называют мечеть Омара.^[8] Интересно, почему?

 – Потому что его переделали в мечеть, Леннокс.

 Обычная беседа туристов. И все же она производила странное впечатление нереальности. Казалось, эти люди носили маски, скрывающие то, что бурлит под ними, – нечто слишком глубокое и трудноразличимое, чтобы выразить это словами… Жерар вновь метнул на Бойнтонов взгляд из-под «Ле Матен».

 Леннокс? Это, по-видимому, старший брат. Семейное сходство заметно и в нем, но есть и отличие. Леннокс не был так напряжен – он, по мнению Жерара, не обладал столь нервным темпераментом. Однако и в нем ощущалось нечто странное. Мышечное напряжение отсутствовало – он сидел в вялой, расслабленной позе.

 «Он изможден страданиями, – думал доктор Жерар, пытаясь найти аналогию среди пациентов, виденных им в больничных палатах. – Этот взгляд раненой собаки или больной лошади – тупая, чисто животная покорность… Странно… Физически с ним вроде бы все в порядке… И все же он, несомненно, перенес не так давно сильные душевные муки, но больше не страдает и терпеливо ждет удара. Какого? Не выдумываю ли я все это? Нет, этот человек ожидает конца. Так ждут больные раком, благодарные за то, что лекарство хоть немного уменьшает боль…»

 Леннокс Бойнтон встал и поднял клубок шерсти, который уронила старая леди.

 – Возьми, мама.

 – Спасибо.

 Что вязала эта монументальная бесстрастная старуха?

 «Варежки для обитателей работного дома!» – подумал Жерар и улыбнулся собственной фантазии.

 Он переключил внимание на самого младшего члена группы – девушку с золотисто-рыжеватыми волосами. На вид ей было лет девятнадцать. Ее кожа отличалась необычайной белизной, часто встречающейся у рыжеволосых. Лицо было худым, но прекрасным. Она сидела, глядя перед собой и улыбаясь собственным мыслям, очевидно далеким от Иерусалима и отеля «Соломон»… Странная, неземная улыбка, едва приподнимавшая уголки рта, напомнила Жерару статуи мраморных дев афинского Акрополя. Это была чарующая неподвижность.

 Внезапно доктор Жерар посмотрел на руки девушки. От остальных членов семьи их скрывал стол, но он со своего места четко видел, как они рвут на мелкие полосы тонкий носовой платочек.

 Это зрелище потрясло его до глубины души. Мечтательная улыбка, неподвижная фигура – и беспокойные, разрушающие руки…

 Послышался хриплый астматический кашель, затем монументальная женщина заговорила:

 – Ты устала, Джиневра, тебе лучше пойти спать.

 Девушка вздрогнула – пальцы прекратили машинальные действия.

 – Я не устала, мама.

 Ее напевный, мелодичный голос придавал особое очарование даже самым обычным словам.

 – Ты устала. Я всегда это знаю. Вряд ли ты завтра сможешь пойти на экскурсию.

 – Конечно, смогу! Со мной все в порядке!

 – Нет, не сможешь, – отозвался скрипучий голос ее матери. – Ты вот-вот сляжешь.

 – Нет! – Девушка задрожала всем телом.

 – Я пойду с тобой наверх, Джинни.

 Молодая женщина с задумчивыми серыми глазами и аккуратной прической поднялась со стула.

 – Нет, – возразила старая миссис Бойнтон. – Пусть идет одна.

 – Я хочу, чтобы со мной пошла Надин! – вскрикнула девушка.

 – Тогда я, конечно, пойду. – Молодая женщина шагнула вперед.

 – Малышка предпочитает идти одна, – настаивала старуха. – Не так ли, Джинни?

 Последовала пауза. Затем Джиневра Бойнтон произнесла тусклым и бесстрастным голосом:

 – Да, лучше я пойду одна. Спасибо, Надин.

 Она направилась к выходу – ее высокая угловатая фигура двигалась с поразительной грацией.

 Доктор Жерар отложил газету и устремил внимательный взгляд на миссис Бойнтон. Старуха смотрела вслед дочери; на ее одутловатом лице играла странная улыбка – карикатура на прекрасную, неземную улыбку, которая совсем недавно озаряла лицо девушки.

 Глаза миссис Бойнтон переместились на Надин, которая снова села. Молодая женщина спокойно встретила злобный взгляд свекрови. Лицо ее оставалось невозмутимым.

 «Что за нелепая тирания!» – подумал доктор Жерар.

 Внезапно глаза старухи заметили его, и он затаил дыхание. Маленькие, черные, тлеющие глазки излучали злую силу, словно глаза кобры. Доктор Жерар понимал, что перед ним не просто деспотичный инвалид, потворствующий своим причудам. Миссис Бойнтон могла быть старой, больной и немощной, но она не утратила силы духа. Эта женщина отлично знала, что такое власть, привыкла пользоваться ею и не сомневалась в своем могуществе. Доктор однажды видел укротительницу, демонстрировавшую эффектные и опасные номера с тиграми. Огромные полосатые звери смиренно занимали свои места и послушно выполняли унизительные трюки. Их глаза и негромкое рычание свидетельствовали о бешеной ненависти, но они повиновались хозяйке. Укротительница была молодой красивой женщиной, но взгляд у нее был такой же, как у миссис Бойнтон.

 Теперь Жерар понимал, что скрывалось за безобидной семейной беседой. Ненависть – мрачный и бурный поток ненависти.

 «Каким нелепым сочло бы меня большинство людей! – думал он. – Передо мной дружная американская семья, приехавшая в Палестину отдохнуть, а я плету вокруг нее всякую чертовщину!»

 Доктор Жерар с интересом разглядывал спокойную молодую женщину, которую звали Надин. На ее левой руке поблескивало обручальное кольцо, и Жерар заметил, как она бросила быстрый взгляд на вялого светловолосого Леннокса. Тогда он понял, что эти двое – муж и жена. Но взгляд был скорее материнским – беспокойным и оберегающим. Доктор Жерар понял кое-что еще. Надин Бойнтон – единственная из всей группы – оставалась неподвластной чарам старой ведьмы. Возможно, она не любила свою свекровь, но не боялась ее.

 Надин была несчастлива и переживала за мужа, но она была свободна.

 «Все это очень интересно», – заключил доктор Жерар.

 Дыхание обыденного вторглось в его мрачные мысли почти с комедийным эффектом.

 В салон вошел мужчина, увидел Бойнтонов и направился к ним. Это был симпатичный, но абсолютно ординарный человек, типичный американец средних лет, аккуратно одетый, с гладко выбритым лицом и приятным, но несколько монотонным голосом.

 – Я повсюду искал вас, – сказал он, пожимая руки всем членам семьи по очереди. – Как вы себя чувствуете, миссис Бойнтон? Не слишком устали после путешествия?

 – Нет, благодарю вас, – почти любезно ответила старая леди. – Как вам известно, мое здоровье всегда оставляло желать лучшего…

 – Да, к сожалению.

 – Но хуже мне не стало. – Миссис Бойнтон добавила со змеиной улыбкой: – Надин заботится обо мне. Не так ли, Надин?

 – Стараюсь по мере сил. – Голос был абсолютно бесстрастным.

 – Не сомневаюсь, – сказал вновь пришедший. – Ну, Леннокс, что вы думаете о городе царя Давида?^[9]

 – Право, не знаю, – без всякого интереса отозвался Леннокс.

 – Нашли его немного разочаровывающим? Признаюсь, сначала он тоже показался мне таким. Но возможно, вы еще не все видели?

 – Мы не можем долго ходить из-за мамы, – сказала Кэрол.

 – Я могу позволить себе не более пары часов экскурсий в день, – объяснила старая леди.

 – По-моему, вы просто молодчина, миссис Бойнтон, если справляетесь со всем этим! – от души воскликнул незнакомец.

 Миссис Бойнтон хрипло, почти злорадно усмехнулась:

 – Я не поддаюсь телесным слабостям! Самое главное – дух!

 Жерар заметил, как Реймонд Бойнтон нервно дернулся.

 – Вы уже были у Стены Плача, мистер Коуп? – спросил он.

 – Да, это место я посетил одним из первых. Надеюсь, мне хватит еще пары дней на Иерусалим, а потом возьму в советчики путеводитель бюро Кука,^[10] чтобы тщательно осмотреть всю Святую землю. Вифлеем,^[11] Назарет,^[12] Тиверия,^[13] Галилейское море^[14] – все это страшно интересно! Потом Джераш, где очень любопытные римские руины. И мне бы очень хотелось увидеть розово-красную Петру – замечательный природный феномен, город в стороне от проторенных путей – правда, одна дорога туда и обратно занимает почти неделю.

 – Я бы тоже хотела там побывать, – сказала Кэрол. – Звучит так заманчиво!

 – На это, безусловно, стоит посмотреть. – Мистер Коуп с сомнением взглянул на миссис Бойнтон и продолжал голосом, который показался неуверенным прислушивающемуся к разговору французу: – Не смог бы я убедить кого-нибудь из вас отправиться туда со мной? Разумеется, я понимаю, что вам такая поездка не под силу, миссис Бойнтон, и что кто-то должен остаться с вами, но если бы вы смогли временно разделиться…

 Он сделал паузу, и Жерар услышал, как постукивают друг о друга спицы в руках миссис Бойнтон.

 – Не думаю, что мы захотим разделяться, – промолвила она. – Мы очень дружная семья. Что скажете, дети?

 В ее голосе слышались металлические нотки. Ответы прозвучали незамедлительно.

 – Нет, мама.

 – И речи быть не может.

 – Конечно, нет.

 Миссис Бойнтон улыбнулась своей странной улыбкой:

 – Видите – они не хотят меня покидать. А ты, Надин? Ты ничего не сказала.

 – Нет, мама, спасибо. Я останусь, если только Леннокс не захочет поехать.

 Миссис Бойнтон медленно повернулась к сыну:

 – Ну, Леннокс, почему бы тебе и Надин не поехать в Петру? Твоя жена, кажется, этого хочет.

 Леннокс вздрогнул и поднял взгляд:

 – Я… э-э… нет, думаю, нам лучше держаться вместе.

 – Вы действительно на редкость дружная семья! – воскликнул мистер Коуп, но его восхищение казалось слегка деланым.

 – Мы предпочитаем оставаться в своем кругу. – Миссис Бойнтон стала сматывать клубок. – Кстати, Реймонд, кто та молодая женщина, которая недавно заговорила с тобой?

 Реймонд покраснел, затем побледнел.

 – Я… я не знаю ее имени. Прошлой ночью она ехала с нами в одном вагоне.

 Миссис Бойнтон начала медленно подниматься со стула.

 – Не думаю, что у нас с ней много общего, – сказала она.

 Надин встала и помогла свекрови подняться. Она делала это с профессиональной ловкостью, привлекшей внимание Жерара.

 – Пора спать, – заявила миссис Бойнтон. – Доброй ночи, мистер Коуп.

 – Доброй ночи, миссис Бойнтон. Доброй ночи, миссис Леннокс.

 Семья удалилась маленькой процессией. Никому из младших ее представителей, казалось, даже в голову не пришло остаться.

 Мистер Коуп смотрел им вслед. На его лице застыло странное выражение.

 Доктор Жерар знал по опыту, что американцы – дружелюбная нация. Они не страдают недоверчивостью и подозрительностью путешествующих британцев. Для столь светского человека, как доктор Жерар, не составляло труда познакомиться с мистером Коупом. Кроме того, было видно – американцу явно недоставало общения. Доктор снова извлек визитную карточку.

 Написанное на ней имя произвело на мистера Джефферсона Коупа должное впечатление.

 – Вы ведь не так давно были в Штатах, доктор Жерар?

 – Прошлой осенью. Читал лекции в Гарварде.

 – Ну конечно! Ваше имя – одно из самых известных в психиатрии. А в Париже вы ведущий специалист.

 – О, сэр, вы слишком любезны! Я протестую!

 – Познакомиться с вами большая честь! Сейчас в Иерусалиме немало выдающихся личностей. Помимо вас, лорд Уэллдон, сэр Гейбриэл Штейнбаум – финансист, сэр Мэндерс Стоун – ветеран английской археологии, леди Уэстхолм, занимающая видное место в политической жизни Британии, и, наконец, знаменитый бельгийский детектив – Эркюль Пуаро.

 – Сам Эркюль Пуаро? Он тоже здесь?

 – Должен признаться, доктор Жерар, последнее время я часто думал об этой семье. Вам не наскучит, если я расскажу вам о них? Это облегчило бы мне душу.

 Доктор Жерар охотно согласился.

 – Скажу прямо – они меня беспокоят, – продолжал мистер Коуп, озадаченно нахмурившись. – Понимаете, миссис Бойнтон – мой близкий друг. Я имею в виду не старую миссис Бойнтон, а молодую – миссис Леннокс Бойнтон.

 – Ах да, очаровательная темноволосая молодая леди.

 – Верно, это Надин Бойнтон. Она действительно очаровательное существо. Я знал ее еще до замужества. Она стажировалась в больнице, собираясь стать медсестрой, но потом провела отпуск с Бойнтонами и вышла замуж за Леннокса.

 – Да?

 Мистер Джефферсон Коуп снова глотнул виски.

 – Позвольте рассказать вам, доктор Жерар, кое-что из семейной истории Бойнтонов.

 – С удовольствием послушаю.

 – Покойный Элмер Бойнтон – человек известный и очень симпатичный – был женат дважды. Первая жена умерла, когда Кэрол и Реймонд были еще младенцами. Вторая миссис Бойнтон, как мне говорили, была красивой женщиной, когда Элмер на ней женился, хотя уже тогда не очень молодой. Глядя на нее сейчас, не скажешь, что она прежде была хороша собой, но я слышал это от людей, в словах которых не могу сомневаться. Муж очень любил ее и во всем полагался на ее мнение. Несколько лет перед смертью он провел в инвалидной коляске, и она практически всем управляла. Миссис Бойнтон – очень способная женщина с идеальной головой для бизнеса. К тому же она очень добросовестная и после кончины Элмера целиком и полностью посвятила себя его детям. Родная дочь у нее только одна – Джиневра, рыжеволосая девушка, хорошенькая, но, на мой взгляд, слишком хрупкая. Миссис Бойнтон полностью отгородила себя и детей от внешнего мира. Не знаю, что вы об этом думаете, но мне это не кажется правильным.

 – Согласен с вами. Такое крайне негативно отражается на развивающейся психике.

 – Вот именно. Миссис Бойнтон не позволяла детям никаких контактов вне семьи. В результате они выросли нервными и дергаными. Не могут ни с кем дружить. Это скверно.

 – Очень скверно.

 – Не сомневаюсь, что намерения у миссис Бойнтон самые лучшие. Просто она слишком привязана к детям.

 – Они живут все вместе?

 – Да.

 – И никто из сыновей не работает?

 – Нет. Элмер Бойнтон был богатым человеком. Он оставил все деньги жене, но подразумевалось, что они пойдут на содержание семьи.

 – Значит, дети зависят от нее финансово?

 – Да. Она поощряет их желание оставаться дома, никуда не выходить и не искать работу. Конечно, денег у них достаточно, но, по-моему, для мужчины работа – хороший стимул. К тому же у них нет никаких увлечений. Они не играют в гольф, не состоят в сельских клубах, не ходят на танцы и не общаются с молодежью. Живут в доме, похожем на казарму, в сельской глуши, где на несколько миль никого не встретишь. Повторяю, доктор Жерар, мне это не кажется правильным.

 – Снова должен с вами согласиться, – кивнул Жерар.

 – Никто из них не стремится к более широкому общению. Конечно, они дружная семья, но замкнуты в своем кругу.

 – И никогда не возникал вопрос о том, чтобы кто-то из них жил самостоятельно?

 – Насколько я знаю, нет.

 – Вы вините в этом их или миссис Бойнтон?

 Джефферсон Коуп смущенно переминался с ноги на ногу.

 – Ну, в общем, мне кажется, вина ее, что она так их воспитала. С другой стороны, когда парень взрослеет, он сам должен взбунтоваться против такой ситуации. Нельзя же вечно цепляться за материнскую юбку. Мужчина должен быть независимым.

 – Это не всегда возможно, – задумчиво произнес доктор Жерар.

 – Почему?

 – Существуют способы, не дающие дереву расти.

 Коуп уставился на него.

 – Но они все абсолютно здоровы!

 – Умственное развитие может быть заторможенным так же, как и физическое.

 – Поверьте мне, доктор Жерар, мужчина сам держит в руках свою судьбу. Человек, обладающий самоуважением, не станет целыми днями сидеть и бить баклуши. Ни одна женщина не захочет уважать такого мужчину.

 Некоторое время Жерар с любопытством смотрел на него.

 – Думаю, вы имеете в виду мистера Леннокса Бойнтона?

 – Да, я думал о Ленноксе. Реймонд еще мальчик, а Ленноксу скоро тридцать. Пора ему показать, что у него за душой.

 – Вероятно, у его жены нелегкая жизнь?

 – Конечно! Надин прекрасная женщина – я ею восхищаюсь. Она никогда не проронит ни слова жалобы. Но она несчастлива.

 Жерар кивнул:

 – Да, похоже на то.

 – Не знаю, что вы об этом думаете, но, по-моему, существует предел женскому терпению! На месте Надин я бы поставил Леннокса перед выбором: либо пусть он докажет, что на что-то способен, либо…

 – Либо она уйдет от него?

 – Надин имеет право на свою жизнь, доктор Жерар. Если Леннокс не ценит ее по заслугам… ну, тогда найдутся другие мужчины.

 – Например, вы?

 Американец покраснел, потом с вызовом посмотрел на собеседника:

 – Да! Я не стыжусь своих чувств к этой леди. Я искренне к ней привязан, глубоко уважаю ее и желаю ей счастья. Если бы она была счастлива с Ленноксом, я бы ушел со сцены.

 – Но сейчас?

 – Но сейчас я останусь! И буду рядом на случай, если я ей понадоблюсь!

 – Короче говоря, вы parfait gentil^[15] рыцарь, – пробормотал Жерар.

 – Прошу прощения?

 – Мой дорогой сэр, в наши дни рыцарство сохранилось только среди американцев! Вы готовы служить вашей даме без всякой надежды на вознаграждение. Это замечательно! Что именно вы надеетесь сделать для нее?

 – Повторяю: быть под рукой на случай необходимости.

 – А могу я спросить, как к вам относится старшая миссис Бойнтон?

 – Насчет старой леди я никогда не был вполне уверен, – медленно отозвался Джефферсон Коуп. – Как я говорил, она избегает внешних контактов. Но со мной она всегда любезна и обращается как с членом семьи.

 – Фактически она одобряет вашу дружбу с миссис Леннокс?

 – Пожалуй.

 Доктор Жерар пожал плечами:

 – Вам это не кажется странным?

 – Позвольте заверить вас, доктор Жерар, – чопорно произнес Коуп, – что в нашей дружбе нет ничего постыдного. Наши отношения сугубо платонические.

 – Я в этом не сомневаюсь. Но повторяю – поощрение этой дружбы со стороны миссис Бойнтон выглядит странно. Знаете, мистер Коуп, меня очень интересует миссис Бойнтон.

 – Она, безусловно, замечательная женщина – обладает яркой индивидуальностью и необычайной силой характера. Как я уже упоминал, Элмер Бойнтон во всем на нее полагался.

 – До такой степени, что оставил детей полностью зависимыми от нее с финансовой точки зрения. В моей стране, мистер Коуп, закон это запрещает.

 Джефферсон Коуп поднялся.

 – Мы в Америке верим в абсолютную свободу.

 Доктор Жерар тоже встал. Замечание не произвело на него впечатления. Он слышал его раньше от представителей многих национальностей. Иллюзия свободы как прерогативы собственной нации – весьма распространенное явление.

 Но доктор Жерар был достаточно мудр и понимал, что ни одна нация, страна или личность не бывает полностью свободной, хотя существуют различные степени зависимости.

 Он лег спать в состоянии задумчивости и заинтригованности.

 Сара Кинг стояла на территории храма – Харам-эш-Шериф^[16] – спиной к «Куполу скалы». Она вслушивалась в плеск фонтанов. Маленькая группа туристов прошла мимо, не потревожив сонную восточную атмосферу.

 «Как странно… – думала Сара. – Некогда один иевусей превратил эту скалистую возвышенность в гумно, позже Давид выкупил это место за шестьсот золотых шекелей, превратив его в жертвенник…^[17] А теперь здесь слышны громкие голоса туристов со всего мира».

 Она повернулась и посмотрела на мечеть, думая о том, был ли храм Соломона хотя бы вполовину так же красив.

 Послышались звуки шагов, и из мечети вышла маленькая группа.

 Это были Бойнтоны, сопровождаемые словоохотливым драгоманом. Миссис Бойнтон поддерживали с двух сторон Леннокс и Реймонд. Надин и мистер Коуп шли сзади. Кэрол замыкала шествие. Когда они проходили мимо, она заметила Сару, остановилась и после долгого колебания побежала к ней через двор.

 – Простите, – запыхавшись, сказала Кэрол. – Я чувствую… что должна объясниться с вами.

 – Да? – отозвалась Сара.

 Кэрол дрожала всем телом. Ее лицо было бледным.

 – Речь идет о моем брате. Когда вы… говорили с ним вчера вечером, то, наверное, сочли его очень грубым. Но Рей не хотел быть невежливым… он просто ничего не мог с собой поделать. Пожалуйста, поверьте мне.

 Сцена казалась Саре нелепой, оскорблявшей ее гордость и хороший вкус. С какой стати эта странная девушка внезапно подбежала к ней с извинениями за своего невоспитанного братца?

 На языке у нее вертелся резкий ответ, но внезапно ее настроение изменилось.

 Девушка говорила вполне серьезно, и тот инстинкт, который подтолкнул Сару к медицинской карьере, подсказал ей, что тут что-то не так.

 – Расскажите мне об этом, – ободряюще произнесла она.

 – Рей говорил с вами в поезде, верно? – начала Кэрол.

 Сара кивнула:

 – Да, во всяком случае, я говорила с ним.

 – Конечно. Так я и думала. Но понимаете, вчера вечером Рей испугался… – Она умолкла.

 – Испугался?

 Бледное лицо Кэрол покраснело.

 – Я знаю, что это звучит абсурдно. Понимаете, наша мать… с ней не все в порядке, и она не любит, когда мы заводим друзей. Но я знаю, что Рей… хотел бы с вами подружиться.

 Сара была заинтересована. Но прежде чем она успела что-то сказать, Кэрол добавила:

 – Мы… довольно странная семья. – Она испуганно оглянулась. – Я… не должна задерживаться. Меня могут хватиться.

 Сара приняла решение.

 – Почему вы не можете задержаться? Мы бы вернулись вместе.

 – О нет! – Кэрол отпрянула. – Я… не могу этого сделать.

 – Почему?

 – Не могу. Моя мать… она…

 – Родителям иногда бывает трудно осознать, что их дети выросли, – спокойно продолжала Сара. – Они продолжают ими командовать. Но уступать им нельзя. Нужно отстаивать свои права.

 – Вы не понимаете… – пробормотала Кэрол, нервно сплетая пальцы рук.

 – Иногда приходится уступать, боясь скандала, – продолжала Сара. – Конечно, скандалы – неприятная вещь, но, по-моему, за свободу действий всегда стоит сражаться.

 – Свободу? – Кэрол уставилась на нее. – Никто из нас никогда не будет свободен!

 – Чепуха! – четко произнесла Сара.

 Кэрол склонилась вперед и коснулась ее руки.

 – Слушайте! Я должна заставить вас понять! До своего замужества моя мать – в действительности она моя мачеха – была надзирательницей в тюрьме. Отец был начальником тюрьмы, когда женился на ней. С тех пор она стала нашей надзирательницей. Вот почему наша жизнь превратилась в заточение! – Она снова обернулась. – Я должна идти.

 Сара схватила ее за руку:

 – Одну минуту. Нам нужно снова встретиться и поговорить.

 – Я не смогу…

 – Сможете! – властно прервала Сара. – Приходите в мою комнату, когда все лягут спать. Мой номер – 319. Не забудьте.

 Она отпустила руку девушки. Кэрол побежала догонять семью.

 Сара стояла, глядя ей вслед. Пробудившись от своих мыслей, она обнаружила рядом с собой доктора Жерара.

 – Доброе утро, мисс Кинг. Значит, вы разговаривали с мисс Кэрол Бойнтон?

 – Да, и разговор был необычный!

 Она пересказала их беседу доктору. Одна деталь особенно заинтересовала Жерара.

 – Выходит, старая бегемотиха была тюремной надзирательницей? Весьма многозначительный факт.

 – Вы имеете в виду, что это и есть причина ее тиранических наклонностей? Привычка, оставшаяся от былой профессии?

 Жерар покачал головой:

 – Нет, вы спутали причину и следствие. Все дело в подсознательных стремлениях. Тиранические наклонности развились у миссис Бойнтон не потому, что она была надзирательницей, наоборот – они побудили ее стать таковой. Согласно моей теории, тайная жажда власти над другими людьми подтолкнула ее избрать эту профессию. – Лицо его было серьезным. – Подсознание таит странные вещи. Жажда власти, жестокость, неудержимое желание рвать и метать – все это наследие прошлого человеческой расы. Мы закрываем перед ним двери и не пускаем его в сознательную жизнь, но иногда… оно оказывается сильнее.

 Сара поежилась:

 – Да, знаю.

 – Сегодня мы видим это повсюду, – продолжал Жерар, – в политике, в поведении наций. Люди забывают о гуманности, жалости, доброй воле. Иногда идеи хороши сами по себе – разумный режим, благодетельное правительство, – но они навязаны силой и держатся на жестокости и страхе. Апостолы насилия открывают двери, впуская древние дикие инстинкты, жажду жестокости ради нее самой! Человек – животное слишком хрупкое. Им руководит один основной инстинкт – инстинкт выживания. Двигаться вперед слишком быстро так же опасно, как и отставать. Чтобы выжить, человеку приходится сохранять какие-то рудименты дикости, но он никогда не должен обожествлять их!

 Последовала пауза.

 – По-вашему, старая миссис Бойнтон – садистка? – спросила Сара.

 – Я в этом почти уверен. Думаю, она радуется, причиняя боль – душевную, а не физическую. Такое встречается куда реже, и с этим гораздо труднее справиться. Ей нравится подчинять себе другие человеческие существа и заставлять их страдать.

 – Какая мерзость! – воскликнула Сара.

 Жерар рассказал ей о своем разговоре с Джефферсоном Коупом.

 – Похоже, он не понимает, что происходит, – задумчиво промолвила она.

 – Как он может понимать? Он не психолог.

 – Верно. И не обладает нашим изощренным умом.

 – Вот именно. У него прямой и сентиментальный американский ум, склонный верить хорошему, а не плохому. Он видит, что атмосфера в семье Бойнтон далеко не идеальная, но приписывает это скорее излишней любвеобильности миссис Бойнтон, нежели ее злобному нраву.

 – Должно быть, это ее забавляет, – заметила Сара.

 – Не сомневаюсь.

 – Но ведь дети могут вырваться из тюрьмы и покончить с этим!

 Жерар покачал головой:

 – Вот тут вы не правы. Они не могут! Вы когда-нибудь видели старый фокус с петухом? На полу проводят черту мелом и наклоняют к ней клюв петуха. Он верит, что его привязали, и не может поднять голову. То же самое происходит с этими беднягами. Помните, что старуха тренировала их с детства. Она загипнотизировала их до такой степени, что они верят, будто не могут ей не повиноваться. Я знаю, что большинство сочло бы это вздором, но мы с вами наблюдаем это воочию. Мать убедила их, что полная зависимость от нее неизбежна. Они так долго пробыли в тюрьме, что не обратили бы внимания, если бы ее двери распахнулись. По крайней мере, один из них уже вообще не хочет быть свободным. И всем им свобода внушает страх.

 – А что случится, когда она умрет? – практично осведомилась Сара.

 Жерар пожал плечами:

 – Зависит от того, как скоро это произойдет. Если сейчас – ну, тогда, полагаю, еще не слишком поздно. Реймонд и Кэрол пока что юные, легко воспринимают все новое – пожалуй, они могут стать нормальными людьми. А вот Леннокс, по-моему, зашел слишком далеко. Он кажется мне человеком, утратившим всякую надежду – привычно влачит жалкое существование, как тупая скотина.

 – Но его жена может что-то предпринять! – воскликнула Сара. – Она должна вытащить его из этого болота!

 – Возможно, она пыталась – и потерпела неудачу.

 – Думаете, она тоже загипнотизирована?

 Жерар покачал головой:

 – Нет. Едва ли старая леди имеет над ней власть, и по этой причине старая миссис Бойнтон смертельно ненавидит молодую миссис Бойнтон. Понаблюдайте за ее глазами.

 Сара нахмурилась:

 – Не могу понять ее невестку. Она хоть понимает, что творится в семье?

 – Думаю, догадывается.

 – Эту старуху нужно убить! – заявила Сара. – Я бы прописала ей мышьяк в утреннем чае. А как насчет младшей девушки – рыжеволосой, с рассеянной улыбкой?

 Жерар сдвинул брови:

 – Не знаю. Тут есть что-то странное. Ведь Джиневра Бойнтон – единственная родная дочь старухи.

 – Да. Полагаю, это что-то меняет… Или нет?

 – Я не верю, что, когда мания власти или жестокости овладевает человеком, возможно избавить от ее пагубного воздействия даже самое дорогое и близкое существо, – медленно произнес Жерар. Помолчав, он спросил: – Вы христианка, мадемуазель?

 – Не знаю, – замялась Сара. – Я привыкла считать себя неверующей. Но сейчас я в этом не уверена. Мне кажется, если бы я могла стереть все это с лица земли… – она сделала яростный жест, – все эти дома, церкви, враждующие друг с другом секты, то увидела бы Христа, въезжающего в Иерусалим на осле, и поверила бы в Него.

 – Я, по крайней мере, верю в один из основных догматов христианства – «Довольствуйтесь малым», – серьезно заключил Жерар. – Будучи врачом, я знаю, что честолюбие – жажда успеха и власти – приносит человеческой душе много зла. Если оно реализуется, это приводит к высокомерию, насилию и, в конце концов, к пресыщению, а если нет… Посмотрите на обитателей сумасшедших домов. Клиники полны человеческими существами, которые не смогли примириться с собственной посредственностью и незначительностью, а потому нашли путь к спасению в бегстве от реальности.

 – Жаль, что старуха Бойнтон не пребывает в сумасшедшем доме! – резко заметила Сара.

 Жерар покачал головой:

 – Нет, ее место не среди неудачников. Все гораздо хуже. Она добилась успеха – осуществила свою мечту.

 Сара содрогнулась.

 – Такого не должно быть! – страстно воскликнула она.

 Сара не была уверена, придет ли к ней этой ночью Кэрол Бойнтон.

 Она сомневалась в этом, боясь реакции Кэрол на свои утренние полупризнания.

 Тем не менее Сара приготовилась к встрече, облачившись в атласный голубой халат и вскипятив воду на спиртовке.

 Во втором часу ночи она уже собиралась лечь спать, когда в дверь постучали. Сара быстро открыла ее и шагнула назад, пропуская Кэрол.

 – Я боялась, что вы уже легли… – запыхавшись, произнесла девушка.

 – Нет, я ждала вас. Хотите чаю? Настоящий «Лапсан Сучон».

 Сара протянула чашку. Кэрол явно нервничала и была неуверена в себе, но, взяв чай и печенье, немного успокоилась.

 – Все это выглядит забавно, – улыбнулась Сара.

 Кэрол казалась удивленной.

 – Да, может быть… – с сомнением отозвалась она.

 – Как один из полуночных праздников, которые мы устраивали в интернате, – продолжала Сара. – Полагаю, вы не посещали школу?

 Кэрол покачала головой:

 – Нет, мы никогда не покидали дом. У нас были гувернантки, впрочем, они подолгу не задерживались.

 – И вы нигде не бывали?

 – Нет. Мы всегда жили в одном и том же доме. Эта поездка за границу – моя первая «вылазка».

 – Должно быть, для вас это увлекательное приключение, – небрежно заметила Сара.

 – Да. Это было… как сон.

 – А что заставило вашу мачеху решиться на зарубежный вояж?

 При упоминании миссис Бойнтон Кэрол вздрогнула. Сара быстро добавила:

 – Я ведь в некотором роде врач – только что получила степень бакалавра медицины. Ваша мать – вернее, мачеха – очень интересует меня с профессиональной точки зрения. Я бы сказала, она представляет собой откровенно патологический случай.

 Кэрол уставилась на нее. Очевидно, для нее такая точка зрения была неожиданной. Но Сара сказала это с определенной целью. Она понимала, что в своей семье миссис Бойнтон воспринимается как какой-то жуткий и могущественный идол. Целью Сары было сорвать с нее страшную маску.

 – Да, – продолжала она. – Некоторыми людьми овладевает мания величия. Они становятся властными и думают, что все должно подчиняться их воле.

 Кэрол поставила чашку.

 – Как я рада, что пришла поговорить с вами! Знаете, мы с Реем становимся… ну, все более странными. Нервничаем из-за всего.

 – Поговорить с посторонним всегда полезно, – подтвердила Сара. – В семейном кругу часто испытываешь сильное напряжение. Но если вы несчастливы, почему вы никогда не думали о том, чтобы покинуть дом?

 Кэрол испуганно вздрогнула:

 – О нет! Это невозможно! Я имею в виду, мама никогда этого не позволит.

 – Но она не может вас остановить, – мягко возразила Сара. – Вы ведь совершеннолетняя?

 – Мне двадцать три.

 – Вот именно.

 – Но все равно я бы не знала, куда идти и что делать… Понимаете, у нас совсем нет денег!

 – А у вас есть друзья, к которым вы могли бы обратиться?

 – Друзья? Нет, у нас нет даже знакомых.

 – И никто из вас даже не помышлял о том, чтобы уйти из дома?

 – Нет, не думаю… Мы знали, что это невозможно.

 Девушка выглядела озадаченной, и это тронуло Сару. Она переменила тему:

 – Вы любите вашу мачеху?

 Кэрол медленно покачала головой.

 – Я ее ненавижу, – прошептала она. – И Рей тоже… Мы… мы часто желали ей смерти.

 – Расскажите о вашем старшем брате, – попросила Сара, вновь меняя тему.

 – О Ленноксе? Не знаю, что с ним творится. Он едва говорит и ходит, как во сне. Надин ужасно беспокоится из-за него.

 – А вашу невестку вы любите?

 – Да. Надин совсем не похожа на мать. Она добрая, но очень несчастная.

 – Из-за вашего брата?

 – Да.

 – Сколько времени они женаты?

 – Четыре года.

 – И всегда жили в вашем доме?

 – Да.

 – Вашей невестке это нравится?

 – Нет. – После паузы Кэрол продолжала: – Четыре года назад у нас дома случился ужасный переполох. Как я вам говорила, никто из нас никогда не покидал дом. Разумеется, мы гуляли по поместью, но не выходили за его пределы. Но Леннокс стал по ночам бегать на танцы в Фаунтин-Спрингс. Мать страшно рассердилась, когда узнала об этом. А потом она пригласила Надин пожить у нас. Надин была дальней и очень бедной родственницей отца. Она стажировалась в больнице, готовясь стать медсестрой. Надин прожила у нас месяц – не могу передать, что для нас значило иметь в доме гостя! Они с Ленноксом влюбились друг в друга, и мама решила, что им следует скорее пожениться и остаться жить с нами.

 – И Надин охотно на это согласилась?

 Кэрол колебалась:

 – Не думаю, что ей очень этого хотелось, но она не возражала. Позже она пыталась уйти – разумеется, с Ленноксом…

 – Но они не ушли?

 – Мать и слышать об этом не пожелала. По-моему, теперь Надин ей не слишком нравится. Никогда не знаешь, о чем она думает. Надин пытается помочь Джинни, а матери это не по душе.

 – Джинни – ваша младшая сестра?

 – Да. Ее полное имя – Джиневра.

 – Она тоже несчастлива?

 Кэрол с сомнением покачала головой.

 – В последнее время Джинни ведет себя странно. Я не могу ее понять. Она всегда была болезненной, мать над ней хлопотала, но от этого сестре становилось только хуже. А теперь Джинни иногда меня пугает. Она… не всегда осознает, что делает.

 – Ее показывали врачу?

 – Нет. Надин хотела это сделать, но мать запретила, а Джинни устроила истерику и кричала, что не хочет видеть никаких докторов. Но я очень за нее тревожусь. – Кэрол неожиданно поднялась. – Не буду больше вас задерживать. С вашей стороны было очень любезно позволить мне прийти и поговорить с вами. Должно быть, мы кажемся вам странной семьей.

 – Все люди странные по-своему, – беспечно отозвалась Сара. – Приходите снова. Можете привести вашего брата, если хотите.

 – Правда?

 – Конечно. Мы с вами немного посекретничаем. Я бы хотела познакомить вас с моим другом, доктором Жераром, – очень симпатичным французом.

 Щеки Кэрол зарумянились.

 – Звучит так заманчиво! Только бы мать не узнала!

 Сара с трудом удержалась от резкого замечания.

 – Почему она должна узнать? Доброй ночи. Что, если вы придете завтра в то же время?

 – Хорошо. Послезавтра мы можем уехать.

 – Значит, договорились?

 – Да. Доброй ночи… и спасибо.

 Кэрол вышла из комнаты и бесшумно заскользила по коридору. Ее комната была этажом выше. Добравшись до нее, она открыла дверь – и застыла на пороге.

 Миссис Бойнтон сидела в кресле у камина в темно-красном шерстяном халате.

 – Ой! – вскрикнула Кэрол.

 Пара черных глаз впилась в ее лицо.

 – Где ты была, Кэрол?

 – Я… я…

 – Где ты была?

 Негромкий хрипловатый голос с угрожающими нотками всегда заставлял Кэрол дрожать от ужаса.

 – Я ходила повидать мисс Кинг… Сару Кинг.

 – Девушку, которая разговаривала с Реймондом вчера вечером?

 – Да, мама.

 – Ты ведь собираешься повидаться с ней снова?

 Губы Кэрол беззвучно шевелились. Она молча кивнула, чувствуя, как ее захлестывают волны страха.

 – Когда?

 – Завтра ночью.

 – Ты не пойдешь к ней. Понятно?

 – Да, мама.

 – Обещаешь?

 – Да…

 Миссис Бойнтон попыталась встать. Кэрол машинально подошла ей помочь. Старуха медленно двинулась по комнате, опираясь на палку. Она задержалась в дверях, обернувшись к съежившейся девушке.

 – Больше ты не будешь иметь ничего общего с этой мисс Кинг. Поняла?

 – Да, мама.

 – Повтори.

 – Больше я не буду иметь с ней ничего общего.

 – Отлично.

 Миссис Бойнтон вышла и закрыла за собой дверь.

 Кэрол ощущала тошноту – все ее тело одеревенело и казалось чужим. Она упала на кровать и разрыдалась.

 Только что перед ней открылся залитый солнечным светом пейзаж с цветами и деревьями, а теперь черные стены вновь сомкнулись вокруг нее.

 – Могу я поговорить с вами пару минут?

 Надин Бойнтон повернулась, с удивлением глядя на смуглое лицо незнакомой молодой женщины.

 – Да, конечно.

 Но при этом она почти подсознательно бросила нервный взгляд через плечо.

 – Меня зовут Сара Кинг, – представилась девушка. – Миссис Бойнтон, я должна сказать вам нечто не совсем обычное… Дело в том, что прошлой ночью я долго беседовала с вашей золовкой.

 Казалось, легкая тень пробежала по безмятежному лицу Надин Бойнтон.

 – Вы говорили с Джиневрой?

 – Нет, с Кэрол.

 Тень исчезла.

 – О, понимаю. – Надин выглядела довольной, хотя и удивленной. – Как вам это удалось?

 – Она приходила в мою комнату. – Увидев, как приподнялись на белом лбу Надин тонкие, словно нарисованные карандашом брови, Сара смущенно добавила: – Я знала, что это покажется вам странным.

 – Вовсе нет. Я очень рада. Хорошо, что у Кэрол появилась приятельница, с которой можно побеседовать.

 – Мы… мы с ней поладили. – Сара тщательно подбирала слова. – И даже договорились встретиться снова следующей ночью.

 – Да?

 – Но Кэрол не пришла.

 – Вот как?

 Голос Надин был холодным и задумчивым. Ее спокойное лицо не говорило Саре ровным счетом ничего.

 – Вчера Кэрол шла по холлу, и я обратилась к ней, но она не ответила – только посмотрела на меня и поспешила дальше.

 – Понятно.

 Последовала пауза. Сара не решалась ее нарушить.

 – Мне очень жаль, – снова заговорила Надин. – Кэрол… довольно нервная девушка.

 Снова наступило молчание.

 – Знаете, миссис Бойнтон, – собравшись с духом, сказала Сара, – я в какой-то степени врач. Думаю, вашей золовке пошло бы на пользу не слишком отгораживаться от людей.

 Надин Бойнтон задумчиво смотрела на Сару.

 – Если вы врач, тогда другое дело.

 – Вы понимаете, что я имею в виду?

 Надин кивнула:

 – Конечно, вы абсолютно правы. Но есть определенные трудности. Моя свекровь слаба здоровьем и питает острую неприязнь к любым посторонним, проникающим в круг ее семьи.

 – Но Кэрол – взрослая женщина, – возразила Сара.

 Надин покачала головой:

 – Телом, но не умом. Если вы говорили с ней, то должны были это заметить. В критические моменты она ведет себя как испуганный ребенок.

 – Думаете, она… испугалась?

 – Я предполагаю, мисс Кинг, что моя свекровь запретила Кэрол видеться с вами.

 – И Кэрол подчинилась?

 – А вы можете себе представить обратное?

 Глаза женщин встретились. Сара чувствовала, что они понимают друг друга и что Надин правильно оценивает ситуацию, но не готова ее обсуждать.

 Сара была обескуражена. Позапрошлой ночью ей казалось, что половина битвы выиграна и что с помощью тайной встречи она смогла вселить в Кэрол мятежный дух – да и в Реймонда тоже. (Если быть честной, то она все время думала именно о Реймонде.) Но теперь груда бесформенной плоти с маленькими злобными глазками нанесла ей позорное поражение. Кэрол капитулировала без борьбы.

 – Все это неправильно! – воскликнула Сара.

 Надин не ответила. Ее молчание ледяной рукой сдавило сердце Сары. «Эта женщина куда лучше меня понимает всю безнадежность положения, – подумала она. – Она ведь живет с этим!»

 Двери лифта отворились, и из кабины вышла старая миссис Бойнтон. Она опиралась на палку, а с другой стороны ее поддерживал Реймонд.

 Сара слегка вздрогнула. Она видела, как взгляд старухи скользнул от нее к Надин и назад к ней, и была готова увидеть в нем неприязнь, даже ненависть, но вместо этого увидела торжествующую злобную радость. Сара отвернулась, а Надин направилась к свекрови и Реймонду.

 – Вот ты где, Надин, – сказала миссис Бойнтон. – Я посижу здесь и отдохну перед экскурсией.

 Ее усадили на стул с высокой спинкой.

 Надин села рядом.

 – С кем ты разговаривала, Надин?

 – С мисс Кинг.

 – Ах да, с девушкой, которая позавчера вечером говорила с Реймондом. Почему бы тебе не подойти и не побеседовать с ней, Рей? Она сидит за письменным столом.

 Губы старухи скривились в злорадной усмешке. Реймонд покраснел и что-то пробормотал.

 – Что ты сказал, сынок?

 – Я не хочу с ней разговаривать.

 – Так я и думала. Впрочем, ты бы не смог этого сделать, даже если бы захотел. – Она хрипло закашлялась. – Я наслаждаюсь этим путешествием, Надин. Ни за что бы от него не отказалась.

 – В самом деле? – Голос Надин звучал бесстрастно.

 – Рей.

 – Да, мама?

 – Принеси мне газету – с того стола в углу.

 Реймонд послушно отошел. Надин подняла голову. Она наблюдала не за юношей, а за старухой. Миссис Бойнтон склонилась вперед, ее ноздри расширились от возбуждения. Реймонд приблизился к Саре, и на ее лице отразилась надежда, которая тотчас же померкла, когда он прошел мимо, взял газету и зашагал назад.

 На его лбу выступили капельки пота, а лицо было мертвенно-бледным.

 – Та-ак! – еле слышно пробормотала миссис Бойнтон. Она заметила, что Надин наблюдает за ней, и в ее глазах внезапно вспыхнул гнев. – А где же мистер Коуп? – спросила она.

 Надин вновь опустила взгляд и ответила негромким, безучастным голосом:

 – Не знаю. Я его не видела.

 – Мне он очень нравится, – продолжала миссис Бойнтон. – Мы должны почаще с ним видеться. Тебе ведь он тоже нравится, не так ли?

 – Да, – ответила Надин. – Очень.

 – Что происходит с Ленноксом? В последнее время он кажется таким унылым. Надеюсь, вы не поссорились?

 – Конечно, нет. Из-за чего нам ссориться?

 – Ну, супруги не всегда ладят. Возможно, вы были бы счастливее, живя в собственном доме?

 Надин не ответила.

 – Что ты на это скажешь? Идея тебя не привлекает?

 Надин покачала головой и улыбнулась:

 – Не думаю, что она привлекает вас, мама.

 Веки миссис Бойнтон слегка дрогнули.

 – Ты всегда была настроена против меня, Надин, – возвысила голос она.

 – Мне жаль, что вы так думаете, – спокойно отозвалась молодая женщина.

 Пальцы старухи стиснули рукоятку палки. Лицо побагровело еще сильнее.

 – Я забыла мои капли, – неожиданно заявила она. – Принеси их, Надин.

 – Сейчас.

 Надин встала и направилась к лифту. Миссис Бойнтон смотрела ей вслед. Реймонд безвольно развалился на стуле; в его глазах застыли печаль и уныние.

 Выйдя из лифта, Надин зашагала по коридору и скоро вошла в гостиную семейных апартаментов. Леннокс сидел у окна. В руках у него была книга, но он не читал. При виде жены он поднялся.

 – Привет, Надин.

 – Я пришла за каплями твоей матери. Она их забыла.

 Надин прошла в спальню миссис Бойнтон, отмерила в маленький стаканчик несколько капель из пузырька, стоящего на умывальнике, тщательно проверив дозу, и разбавила их водой. Проходя через гостиную, она остановилась.

 – Леннокс!

 Прошло несколько секунд, прежде чем он отозвался. Казалось, голос жены не сразу до него дошел.

 – Прошу прощения. Что ты сказала?

 Надин поставила стаканчик на стол и подошла к мужу.

 – Посмотри в окно, Леннокс. Жизнь прекрасна. Мы могли бы выйти на солнце, а не смотреть на него через окно.

 Последовала очередная пауза.

 – Ты хочешь выйти? – спросил Леннокс.

 – Да, – быстро ответила Надин. – Я хочу выйти на солнце – туда, где настоящая жизнь, – и остаться там с тобой.

 Леннокс съежился на стуле. В его глазах появилось выражение затравленности.

 – Надин, дорогая, неужели мы должны начинать все это снова?

 – Да, должны. Давай уедем и будем жить своей жизнью.

 – Каким образом? У нас нет денег.

 – Мы можем их зарабатывать.

 – Как? Что мы умеем делать? У меня нет профессии, а тысячи людей, имеющих ее, не могут найти работу.

 – Я смогу зарабатывать деньги для нас обоих.

 – Дорогая, ты даже не завершила стажировку. Это невозможно.

 – Невозможна наша теперешняя жизнь.

 – Ты не знаешь, о чем говоришь. Мама очень добра к нам. Она обеспечивает нас абсолютно всем – любой роскошью.

 – Кроме свободы. Леннокс, сделай над собой усилие! Уедем сегодня же!

 – По-моему, ты сошла с ума, Надин.

 – Нет, я в здравом уме. Я просто хочу жить своей жизнью – с тобой, на воле, – а не задыхаться в тени злобной старухи, которая наслаждается, делая других несчастными!

 – Возможно, мама слегка деспотична…

 – Твоя мать безумна!

 – Неправда. У нее замечательная голова – для бизнеса.

 – Для бизнеса – возможно.

 – И ты должна понять, Надин, что мама не будет жить вечно. Она стареет, и у нее плохо со здоровьем. После ее смерти деньги отца будут разделены между нами поровну. Помнишь, она читала нам завещание?

 – Когда она умрет, может быть слишком поздно.

 – Слишком поздно? Для чего?

 – Для счастья.

 Леннокс неожиданно вздрогнул. Надин подошла ближе и положила руку ему на плечо.

 – Я люблю тебя, Леннокс. Но… Ведь идет битва между мной и твоей матерью. На чьей ты стороне?

 – Конечно, на твоей!

 – Тогда сделай то, о чем я прошу!

 – Это невозможно.

 – Нет, возможно. Подумай, Леннокс, мы могли бы иметь детей…

 – Мама хочет, чтобы у нас были дети. Она так сказала.

 – Да, но я не хочу, чтобы мои дети воспитывались так, как вы. Твоя мать может влиять на тебя, но надо мной у нее нет власти.

 – Иногда ты сердишь ее, Надин, – пробормотал Леннокс. – Это неразумно.

 – Она сердится, понимая, что не может мне диктовать, что мои мысли ей неподвластны.

 – Я знаю, что ты всегда добра и вежлива с ней. Ты слишком хороша для меня, Надин. Когда ты согласилась выйти за меня замуж, это было как в прекрасном сне.

 – Я ошиблась, выйдя за тебя, – тихо сказала Надин.

 – Да, – уныло отозвался Леннокс. – Ошиблась.

 – Ты не понимаешь. Я имела в виду, что, если бы ушла тогда и попросила тебя следовать за мной, ты бы согласился. Мне не хватило ума понять, что собой представляет твоя мать и чего она хочет. – Надин сделала паузу. – Значит, ты не хочешь уехать со мной? Ну, я не могу тебя заставить. Зато я могу уехать сама и сделаю это!

 Леннокс недоверчиво уставился на нее. Впервые он ответил сразу же, как будто заторможенное течение его мыслей внезапно ускорилось:

 – Но… но ты не можешь так поступить! Мама не пожелает об этом слышать.

 – Ей меня не остановить.

 – У тебя нет денег.

 – Я могу зарабатывать, одалживать, попрошайничать, наконец, воровать! Пойми, Леннокс, у твоей матери нет надо мной власти! Я могу остаться или уехать в зависимости от моего желания. Но теперь мне кажется, что я терпела эту жизнь слишком долго.

 – Надин, не покидай меня…

 Она задумчиво смотрела на него. Он говорил как ребенок. Надин отвернулась, чтобы скрыть слезы отчаяния.

 – Тогда уедем вместе! – Она опустилась на колени рядом с Ленноксом. – Ты сможешь это сделать, если захочешь!

 Но он отшатнулся от нее.

 – Не смогу… Боже, помоги мне… Я боюсь…

 Войдя в туристическую контору господ Касл, доктор Жерар увидел у прилавка Сару. Она повернулась к нему:

 – Доброе утро. Я договариваюсь о поездке в Петру. Вроде бы вы тоже туда собираетесь?

 – Да, я выяснил, что могу успеть съездить.

 – Вот и отлично.

 – Интересно, у нас будет большая группа?

 – Говорят, что, кроме нас с вами, только две женщины. Поместимся в один автомобиль.

 – Чудесно, – с легким поклоном отозвался Жерар и занялся своими делами.

 Вскоре, держа в руках письма, он догнал Сару у выхода из конторы. День был солнечный, но прохладный.

 – Какие новости о наших друзьях Бойнтонах? – спросил доктор Жерар. – Я немного отстал от жизни – был на трехдневной экскурсии по Вифлеему, Назарету и другим местам.

 Сара неохотно поведала о своих попытках установить контакт.

 – Как видите, мне это не удалось, – закончила она. – А сегодня они уезжают.

 – Куда?

 – Понятия не имею. – И Сара сердито добавила: – По-моему, я сваляла дурака.

 – В каком смысле?

 – Сунула свой нос в чужие дела.

 Жерар пожал плечами:

 – Зависит от того, как на это смотреть.

 – На что именно – следует вмешиваться или нет?

 – Да.

 – Ну и как вы на это смотрите?

 Француз усмехнулся:

 – Вас интересует, входит ли в мои привычки вникать в дела других людей? Отвечу откровенно: нет.

 – Значит, вы думаете, что я поступила неправильно?

 – Нет-нет, вы меня не поняли, – быстро возразил Жерар. – По-моему, это спорный вопрос. Должен ли человек, видя, что творится зло, пытаться исправить положение? Вмешательство может принести пользу, но может и навредить. Трудно все рассчитать заранее. У некоторых есть талант к вмешательству, а некоторые делают это так неуклюже, что лучше бы и не начинали. К тому же нужно учитывать возраст. У молодых есть идеалы и убеждения, но их ценности скорее теоретические, чем практические. Они еще не знают по собственному опыту, что факты опровергают теории. Если вы верите в себя и свою правоту, то можете добиться успеха, но можете и причинить вред. С другой стороны, у людей средних лет есть опыт – они знают, что попытка вмешательства чаще вредит, чем помогает, и благоразумно остаются в стороне. Но результат один и тот же – горячая молодость приносит и пользу, и вред, а благоразумная зрелость не делает ни того ни другого.

 – Все это не слишком обнадеживает, – промолвила Сара.

 – Может ли один человек быть полезен другому? Это ваша проблема, а не моя.

 – Вы имеете в виду, что не собираетесь ничего предпринимать в отношении Бойнтонов?

 – Не собираюсь, так как у меня нет шансов на успех.

 – Следовательно, и у меня тоже?

 – У вас – может быть, и есть.

 – Почему?

 – Потому что вы обладаете нужными для этого качествами – вашей молодостью и вашим полом.

 – Полом? Ах да, понимаю.

 – Все всегда упирается в проблемы пола. Вы потерпели неудачу с девушкой, но это не значит, что вам не повезет с ее братом. То, что рассказала вам Кэрол, четко демонстрирует, где таится угроза власти миссис Бойнтон. Старший сын, Леннокс, бросил ей вызов, сбежав из дому на танцы. Желание человека обзавестись парой сильнее гипнотических чар. Но старухе отлично известно о могуществе секса – она повидала кое-что за годы карьеры надзирательницы. Миссис Бойнтон поступила умно, приведя в дом хорошенькую девушку без гроша за душой, одобрив ее брак с Ленноксом и приобретя еще одну рабыню.

 Сара покачала головой:

 – Не думаю, что молодую миссис Бойнтон правильно называть рабыней.

 – Возможно, – согласился Жерар. – Очевидно, потому, что она кажется тихой и кроткой, старая миссис Бойнтон недооценила силу ее воли и характера. Надин была слишком молода и неопытна, чтобы понять истинную ситуацию. Теперь она ее понимает, но уже слишком поздно.

 – По-вашему, она оставила всякую надежду?

 – Если у нее есть план, никто о нем не знает, – с сомнением отозвался доктор Жерар. – Определенные возможности связаны с мистером Коупом. Мужчина – ревнивое животное, а ревность – сильное чувство. Оно способно пробудить от апатии даже Леннокса Бойнтона.

 – И вы считаете, что у меня есть шанс помочь Реймонду? – Сара намеренно задала вопрос деловым, профессиональным тоном.

 – Да.

 Сара вздохнула:

 – Пожалуй, можно было бы попытаться. Но сейчас уже поздно. И мне… не очень нравится эта затея.

 – Потому что вы англичанка! – усмехнулся Жерар. – У англичан выработался комплекс по поводу секса. Они считают его «не вполне приличным».

 Негодующий взгляд Сары не произвел на него впечатления.

 – Да-да, я знаю, что вы очень современная, что вы свободно используете в разговоре самые неприятные слова, какие можете найти в словаре, что вы настоящий профессионал и не имеете никаких предрассудков. Tout de тêте,^[18] вы такая же скромная английская мисс, как и ваша мать и бабушка, хотя и разучились краснеть.

 – В жизни не слышала такой чепухи!

 – И это делает вас особенно очаровательной, – невозмутимо добавил доктор Жерар.

 На сей раз Сара промолчала.

 Доктор Жерар приподнял шляпу:

 – Я должен откланяться, пока вы не успели сказать все, что вы обо мне думаете. – И он поспешил к отелю.

 Сара медленно последовала за ним.

 Несколько машин, нагруженные багажом, готовились к отъезду. Леннокс, Надин и мистер Коуп стояли возле большого седана, наблюдая за приготовлениями. Толстяк драгоман что-то быстро и неразборчиво говорил Кэрол.

 Сара проскользнула мимо них и вошла в отель.

 Миссис Бойнтон в теплом пальто сидела в кресле, ожидая сигнала к отбытию. Раньше при виде ее Сару охватывало острое чувство отвращения. Она казалась ей воплощением зла.

 Но сейчас Сара ощутила нечто вроде жалости. Родиться с неуемной жаждой власти и стать в итоге мелким домашним тираном! Если бы дети могли видеть ее такой, какой в эту минуту видела ее Сара, – глупой, злобной и жалкой старухой! Повинуясь импульсу, Сара подошла к ней.

 – До свидания, миссис Бойнтон, – сказала она. – Надеюсь, у вас будет приятная поездка.

 Старая леди молча посмотрела на нее. В ее взгляде злоба боролась с возмущением.

 – Вам очень хочется мне нагрубить, – продолжала Сара, сама не понимая, какое безумие побуждает ее говорить подобным образом. – Вы пытались помешать вашим сыну и дочери подружиться со мной. Взгляните со стороны – не покажется ли вам такое поведение нелепым и ребяческим? Вам нравится изображать из себя людоеда, но в действительности вы выглядите смешно и жалко. На вашем месте я бы прекратила этот глупый спектакль. Наверное, вы ненавидите меня за эти слова, но я надеюсь, что они хоть как-то на вас подействуют. Вы могли бы получать от жизни куда больше удовольствия, будучи добрее и дружелюбнее. Вам бы это удалось, если бы вы постарались.

 Последовала пауза.

 Миссис Бойнтон окаменела. Потом она провела языком по пересохшим губам, но не произнесла ни слова.

 – Говорите! – подбодрила ее Сара. – То, что вы скажете мне, не имеет никакого значения. Подумайте о том, что я сказала вам.

 Старуха наконец заговорила тихим, хриплым и в то же время пронзительным голосом. При этом ее глаза василиска^[19] были устремлены не на Сару, а поверх ее плеча. Казалось, она обращается к хорошо знакомому призраку.

 – Я никогда ничего не забываю, – сказала миссис Бойнтон. – Запомните это. Не забываю ни одного поступка, ни одного имени, ни одного лица…

 В самих словах не было ничего особенного, но злоба, с которой они были произнесены, заставила Сару отшатнуться. Миссис Бойнтон разразилась жутким смехом.

 Сара пожала плечами.

 – Вы просто глупая старуха, – сказала она и отвернулась.

 Проходя к лифту, Сара едва не столкнулась с Реймондом Бойнтоном и, вновь поддавшись импульсу, быстро заговорила:

 – До свидания. Надеюсь, вы приятно проведете время. Возможно, когда-нибудь мы встретимся снова. – Она дружески улыбнулась ему и зашагала дальше.

 Реймонд застыл как вкопанный. Он был так поглощен своими мыслями, что маленький человечек с огромными усами, пытаясь выйти из лифта, был вынужден несколько раз сказать: «Pardon».^[20]

 – Прошу прощения, – извинился Реймонд. – Я задумался.

 К нему подошла Кэрол:

 – Рей, приведи Джинни. Она вернулась к себе в комнату, а нам пора выезжать.

 – Хорошо. Скажу ей, чтобы спускалась немедленно.

 Некоторое время Эркюль Пуаро стоял, глядя ему вслед, приподняв и слегка склонив голову набок, как будто к чему-то прислушивался.

 Затем он кивнул, словно придя к какому-то выводу, бросил взгляд на Кэрол, которая подошла к матери, и подозвал метрдотеля.

 – Pardon. He могли бы вы сообщить мне, как зовут этих людей?

 – Их фамилия Бойнтон, мсье. Они американцы.

 – Благодарю вас, – сказал Эркюль Пуаро.

 На четвертом этаже доктор Жерар, направляясь в свою комнату, прошел мимо Реймонда и Джиневры Бойнтон, торопящихся к лифту. Когда они собирались уже войти в кабину, Джиневра, остановившись, обратилась к брату:

 – Подожди меня в лифте, Рей.

 Отбежав назад, она повернула за угол и догнала доктора Жерара:

 – Пожалуйста… Я должна поговорить с вами.

 Жерар удивленно посмотрел на нее.

 Девушка подошла ближе и взяла его за руку.

 – Меня увозят! Вероятно, они хотят меня убить… Я не принадлежу к этой семье. В действительности моя фамилия не Бойнтон… – Она говорила быстро – слова как будто перескакивали друг через друга. – Открою вам секрет. Во мне течет королевская кровь! Я наследница престола! Но меня окружают враги. Они пытались меня отравить… Если бы вы могли мне помочь… увезти меня…

 Услышав сзади шаги, Джиневра умолкла.

 – Джинни!

 Девушка приложила палец к губам, бросила на Жерара умоляющий взгляд и побежала к лифту.

 – Иду, Рей.

 Доктор Жерар поднял брови, медленно покачал головой и нахмурился.

 Утром состоялся отъезд в Петру.

 Выйдя из отеля, Сара увидела крупную властную женщину с носом как у игрушечного коня-качалки, на которую она уже обращала внимание прежде и которая яростно возражала против размера автомобиля.

 – Он слишком мал! Четыре пассажира и драгоман? Тогда нам нужен седан куда большего размера. Пожалуйста, заберите эту машину и найдите более подходящую.

 Представитель фирмы господ Касл тщетно возвышал голос, пытаясь объяснить, что это стандартный размер и что более крупный автомобиль не годится для путешествия по пустыне. Женщина, выражаясь фигурально, переехала его, как паровой каток.

 Потом она переключила внимание на Сару:

 – Мисс Кинг? Я леди Уэстхолм. Уверена, вы согласитесь со мной, что эта машина абсолютно не подходит по габаритам.

 – Ну, – осторожно ответила Сара, – я согласна, что автомобиль покрупнее был бы более удобен.

 Молодой человек из агентства Касл пробормотал, что больший автомобиль обойдется дороже.

 – Цена автомобиля включена в общую стоимость, – твердо заявила леди Уэстхолм, – и я отказываюсь производить любую доплату. Ваш проспект рекламирует «комфортабельный автомобиль-седан», и вы обязаны придерживаться условий соглашения.

 Признав себя побежденным, молодой человек пролепетал, что сделает все возможное, и спешно удалился.

 Леди Уэстхолм повернулась к Саре с торжествующей улыбкой на загорелом лице. Ее выразительные лошадиные ноздри расширились от возбуждения.

 Она была заметной фигурой в политической жизни Англии. Когда лорд Уэстхолм, простодушный пэр средних лет, чьими единственными интересами были охота и рыбная ловля, возвращался из поездки в Соединенные Штаты, одной из его попутчиц была некая миссис Ванситтарт. Вскоре она стала леди Уэстхолм. Пару часто приводили в качестве примера опасностей, которыми чревато плавание через океан. Новая леди Уэстхолм носила только твидовые костюмы и грубые башмаки, разводила собак, донимала деревенских жителей и безжалостно подталкивала мужа к политической деятельности. Однако, поняв со временем, что политика не была и никогда не будет призванием лорда Уэстхолма, она милостиво позволила ему предаваться охотничьим забавам и выдвинула свою кандидатуру в парламент. Будучи избранной солидным большинством голосов, леди Уэстхолм устремилась в политическую жизнь со всей присущей ей энергией. Вскоре начали появляться карикатуры на нее (верный признак успеха). Леди Уэстхолм отстаивала старомодные ценности семейной жизни, пропагандировала мероприятия по улучшению положения женщин и активно поддерживала Лигу Наций. У нее были весьма решительные взгляды на проблемы сельского хозяйства, жилищного строительства и сноса трущоб. Она пользовалась всеобщим уважением и почти всеобщей неприязнью. Считалось вероятным, что ей предоставят пост заместителя министра, когда ее партия вернется к власти. В настоящее время из-за раскола между лейбористами и консерваторами в коалиционном правительстве у власти неожиданно оказались либералы.

 Леди Уэстхолм с мрачным удовлетворением наблюдала за удаляющейся машиной.

 – Мужчины всегда думают, что могут обмануть женщин, – заметила она.

 Саре казалось, что сделать такую попытку может только очень храбрый мужчина. Она представила собеседнице доктора Жерара, который только что вышел из отеля.

 – Разумеется, ваше имя мне знакомо, – сказала леди Уэстхолм, пожимая ему руку. – На днях в Париже я беседовала с профессором Шантеро. В последнее время я неоднократно поднимала вопрос о лечении неимущих душевнобольных. Может быть, подождем внутри, пока нам предоставят лучший автомобиль?

 Маленькая невзрачная леди средних лет, с жидкими седыми волосами, притулившаяся поблизости, оказалась мисс Амабел Прайс, четвертым членом группы. Она также вошла в отель, явно стараясь держаться поближе к леди Уэстхолм.

 – У вас есть профессия, мисс Кинг?

 – Я только что получила степень бакалавра медицины.

 – Превосходно, – снисходительно одобрила леди Уэстхолм. – Помяните мои слова – все будущие достижения останутся за женщинами.

 Впервые стыдясь своего пола, Сара последовала за леди Уэстхолм к стульям.

 Пока они ждали, леди Уэстхолм сообщила им, что отказалась от приглашения погостить у верховного комиссара^[21] во время пребывания в Иерусалиме.

 – Не желаю, чтобы меня стесняли официальные лица. Мне хочется самой вникнуть во все.

 – Во что именно? – поинтересовалась Сара, впрочем, не удостоенная ответа.

 Леди Уэстхолм объяснила, что специально остановилась в отеле «Соломон», дабы ей не препятствовали, и добавила, что сделала несколько предложений администратору по поводу улучшения содержания отеля.

 – Мой девиз – эффективность! – заявила она. Похоже, так оно и было.

 Через четверть часа прибыл большой комфортабельный автомобиль, и после советов леди Уэстхолм, как лучше разместить багаж, группа отправилась в путь.

 Первая остановка была у Мертвого моря. Далее последовал ленч в Иерихоне,^[22] после которого леди Уэстхолм, вооружившись Бедекером,^[23] пошла с мисс Прайс, доктором и толстым драгоманом на экскурсию по старому городу. Сара осталась в саду отеля.

 У нее побаливала голова, и ей хотелось побыть одной. Сару одолевала глубокая депрессия, причину которой было трудно объяснить. Внезапно она потеряла интерес к экскурсиям, а компаньоны ей наскучили. В этот момент Сара жалела, что поехала в Петру. Поездка обойдется дорого и вряд ли доставит ей удовольствие. Гулкий голос леди Уэстхолм, бесконечное щебетание мисс Прайс, постоянные жалобы драгомана на сионистов действовали ей на нервы. В довершение всего Сару почти так же раздражала улыбка доктора Жерара, словно свидетельствующая о том, что он читает все ее мысли.

 Сару интересовало, где сейчас Бойнтоны – возможно, они отправились в Сирию и сейчас в Баальбеке^[24] или Дамаске. Она думала о том, что делает Реймонд. Странно, как четко ей представлялось его лицо, на котором отражались то пылкость, то робость, то нервное напряжение…

 Проклятье! К чему думать о людях, которых она, вероятно, никогда больше не увидит? Что заставило ее вчера подойти к старой леди и наговорить кучу вздора? Должно быть, ее слышали и другие. Кажется, леди Уэстхолм находилась неподалеку. Сара попыталась вспомнить, что именно сказала. Должно быть, это звучало нелепо и истерично. Господи, какой же дурой она себя выставила! Но вина была не ее, а старой миссис Бойнтон. В ней было нечто, заставляющее терять чувство меры.

 Вошел доктор Жерар и плюхнулся на стул, вытирая вспотевший лоб.

 – Фу! Эту женщину следовало бы отравить! – заявил он.

 Сара вздрогнула.

 – Миссис Бойнтон?

 – При чем тут миссис Бойнтон? Нет, я говорил о леди Уэстхолм. Мне кажется невероятным, что она много лет замужем и муж до сих пор ее не прикончил. Из какого теста он сделан?

 Сара засмеялась:

 – Из такого, из какого делают любителей охоты и рыбной ловли.

 – Психологически это звучит убедительно. Он удовлетворяет свою жажду убийства на так называемых низших созданиях.

 – По-моему, он очень гордится деятельностью жены.

 – Потому что эта деятельность вынуждает ее проводить много времени вне дома? – предположил француз. – Его можно понять… Вы сейчас упомянули миссис Бойнтон? Несомненно, ее тоже было бы неплохо отравить. Простейшее решение всех семейных проблем! Фактически то же самое нужно проделать со всеми женщинами, которые становятся старыми и безобразными. – Он скорчил выразительную гримасу.

 – Ох уж эти французы! – смеясь, воскликнула Сара. – Для вас нет никакой пользы от женщины, если она не молода и не привлекательна.

 Жерар пожал плечами:

 – Мы просто более честные. Ведь англичане не уступают в метро и поездах место некрасивым женщинам, верно?

 – Как печальна жизнь, – вздохнула Сара.

 – Ну, у вас нет причин вздыхать, мадемуазель.

 – Я сегодня не в духе.

 – Естественно.

 – О чем вы?

 – Вы бы легко нашли причину, если бы честно попробовали разобраться в вашем состоянии.

 – Думаю, меня угнетают наши попутчицы, – сказала Сара. – Это ужасно, но я ненавижу женщин! Когда женщины глупы и беспомощны, как мисс Прайс, они приводят меня в ярость, а когда они энергичны и деловиты, как леди Уэстхолм, то раздражают еще сильнее.

 – То, что эта пара вас раздражает, вполне понятно. Леди Уэстхолм точно соответствует жизни, которую ведет, и потому счастлива и довольна судьбой. Мисс Прайс долгие годы работала воспитательницей и неожиданно получила маленькое наследство, которое помогло ей осуществить давнюю мечту о путешествиях. Пока что путешествие оправдывает ее ожидания. Ну а вы не смогли заполучить то, что хотели, и, естественно, возмущены существованием тех, кто преуспел в жизни больше вас.

 – Очевидно, вы правы, – мрачно признала Сара. – Вы просто читаете мои мысли. Я пытаюсь обмануть себя, а вы мне не позволяете.

 В этот момент вернулись остальные. Гид казался наиболее усталым из всех троих. По пути в Амман он не сообщил почти никакой информации и даже не упоминал о евреях, за что все были ему глубоко признательны. Его страстные и многословные жалобы на их пороки всем действовали на нервы.

 Теперь дорога, извиваясь среди кустов олеандра, усыпанных розовыми цветами, свернула на восток от Иордана.

 В Амман путешественники прибыли во второй половине дня и после краткого осмотра греко-римского театра рано легли спать. Завтра рано утром им предстояла долгая поездка через пустыню в Маан.^[25]

 Выехали в начале девятого. В автомобиле царило молчание. День был жарким, и к полудню, когда они остановились для ленча на природе, духота стала невыносимой. Пребывание в замкнутом пространстве с тремя другими человеческими существами раздражало каждого.

 Леди Уэстхолм и доктор Жерар затеяли спор о Лиге Наций. Леди была ярой ее сторонницей, а француз, напротив, отпускал на ее счет ядовитые замечания. От позиции Лиги в отношении Абиссинии и Испании они перешли к пограничному конфликту в Литве, о котором Сара никогда не слышала, а от него – к деятельности по подавлению наркобизнеса.

 – Вы должны признать, что проведена колоссальная работа! – настаивала леди Уэстхолм.

 Доктор Жерар пожал плечами:

 – Возможно. И за колоссальные деньги.

 – Но дело крайне серьезное. Благодаря закону об опасных наркотических веществах… – И спор разгорелся с новой силой.

 – Так интересно путешествовать с леди Уэстхолм! – прочирикала мисс Прайс.

 – Да неужели? – ядовито отозвалась Сара, но мисс Прайс не заметила сарказма и продолжала радостно щебетать:

 – Я часто видела ее имя в газетах. Прекрасно, что женщины могут заниматься политикой и отстаивать свои интересы. Я всегда рада, когда женщина чего-то добивается.

 – Почему? – свирепо осведомилась Сара.

 Мисс Прайс застыла с открытым ртом.

 – Ну… – растерянно пролепетала она, – просто приятно, что женщины тоже на что-то способны.

 – Я не согласна, – возразила Сара. – Приятно, когда любой человек может осуществить что-то достойное. И не важно, мужчина это или женщина.

 – Ну конечно, если смотреть на это с такой точки зрения… – Мисс Прайс выглядела слегка обиженной, и Сара добавила более мягко:

 – Простите, но я ненавижу эту дифференциацию полов. «Современная девушка обладает сугубо деловым отношением к жизни» и тому подобное. Все это выдумки! Некоторые девушки деловые, а некоторые – нет. Точно так же некоторые мужчины сентиментальны и тупоголовы, а некоторые обладают ясным и логичным умом. Существуют разные типы интеллекта, а пол имеет значение только в сексуальных вопросах.

 Покраснев при слове «сексуальный», мисс Прайс переменила тему.

 – Жаль, что здесь совсем нет тени, – пробормотала она. – Хотя пустыня чудесна, не так ли?

 Сара кивнула.

 Пустыня действительно чудесна, думала она. Люди не тревожат ее своими утомительными дрязгами… Здесь забываешь о личных проблемах. Сара чувствовала, что наконец освободилась от Бойнтонов – освободилась от странного желания вмешаться в жизнь людей, чьи орбиты даже отдаленно не соприкасались с ее собственной. Пустыня дарует мир и покой…

 К сожалению, Сара наслаждалась им не в одиночестве. Леди Уэстхолм и доктор Жерар покончили с наркотиками и теперь спорили о простодушных молодых женщинах, которых зловещим образом экспортировали в аргентинские кабаре. Обсуждая эту тему, доктор Жерар проявил легкомыслие, которое леди Уэстхолм, лишенная, как всякий истинный политик, чувства юмора, сочла весьма прискорбным.

 – Продолжим! – возвестил драгоман и вновь заговорил о зловредности евреев.

 Примерно за час до захода солнца они наконец прибыли в Маан. Странные люди с дикими физиономиями окружили машину. После краткой остановки путешественники двинулись дальше.

 Глядя на плоскую пустынную местность, Сара недоумевала, где может находиться скальный город Петра. На мили вокруг не было видно ни гор, ни холмов. Значит, до конца путешествия еще очень далеко.

 В деревне Айн-Муса машину пришлось оставить. Здесь их ожидали лошади – жалкие тощие клячи. Мисс Прайс беспокоило то, что ее полосатое платье не подходит для верховой езды. Леди Уэстхолм благоразумно облачилась в бриджи, не слишком подходящие к ее фигуре, но, безусловно, практичные.

 Проводники вели лошадей по скользкой тропинке. Каменистая почва осыпалась, и животные двигались зигзагами. Солнце клонилось к закату.

 Сара очень устала от долгой поездки в душном автомобиле. Ее чувства притупились. Ей казалось, что у нее под ногами вот-вот разверзнется адская бездна. Извилистая тропинка все время спускалась вниз – казалось, она ведет под землю. Вокруг громоздились красноватые скалы. Сара ощущала невыносимую духоту – ущелье становилось все более тесным.

 «Спускаясь вниз, в долину смерти…» – вспомнила она.

 Начало темнеть. Ярко-красные стены ущелья потускнели, но спуск в недра земли продолжался.

 «Как фантастично! – мелькнуло в голове у Сары. – Мертвый город!»

 И вновь, как рефрен, пришли на ум слова: «Долина смерти»…

 Зажгли фонари. Лошади все еще петляли по узким проходам между валунами. Внезапно скалы отступили, и они выбрались на широкое пространство. Впереди мерцали огнии.

 – Это лагерь! – сообщил проводник.

 Лошади слегка ускорили шаг, проявив некое подобие энтузиазма – большего им не позволяли голод и усталость. Теперь они двигались по высохшему руслу ручья. Огни приближались. На фоне утеса виднелся ряд палаток. В скале темнели пещеры.

 Слуги-бедуины выбежали навстречу.

 Сара уставилась на одну из пещер, перед которой застыла какая-то фигура. Что это? Гигантский идол?

 Впрочем, гигантской фигуру делали мерцающие огоньки. Но она действительно походила на неподвижного идола, созерцающего угрюмую местность.

 Внезапно сердце Сары едва не выскочило из груди.

 Ощущение мира и покоя, дарованное пустыней, исчезло. Из царства свободы ее привели назад в рабство. Она спустилась в это мрачное ущелье, и здесь, словно верховная жрица какого-то древнего, забытого культа или чудовищный распухший Будда в женском облике, восседала миссис Бойнтон…

 Миссис Бойнтон была здесь, в Петре!

 Сара машинально отвечала на адресованные ей вопросы. Будет ли она обедать сразу – пища уже готова – или желает сначала помыться? Где она предпочитает спать – в палатке или в пещере?

 На последний вопрос Сара ответила сразу же. В палатке. Она содрогнулась при мысли о пещере – ей сразу представилась жуткая фигура, сидящая у входа. Поистине в этой старухе было нечто нечеловеческое!

 Наконец Сара последовала за одним из слуг-туземцев в бриджах цвета хаки, грязных обмотках на ногах, рваной куртке и местном головном уборе, именуемом «куфья». Его длинные складки прикрывали шею, а черное шелковое кольцо, плотно прилегающее к черепу, не позволяло ему упасть. Сару восхищала легкая походка бедуина, гордая небрежная посадка его головы. Только европейские детали одежды выглядели нелепо. «Наша цивилизация никуда не годится! – думала Сара. – Если бы не она, не было бы никакой миссис Бойнтон! Дикие племена давным-давно убили бы ее и съели!»

 Сара понимала, что эти нелепые мысли вызваны усталостью. Стоит умыться горячей водой и припудрить лицо, как она вновь станет самой собой – хладнокровной, уверенной в себе и стыдящейся недавнего приступа паники.

 Искоса поглядывая при свете масляной лампочки на свое отражение в тусклом зеркале, Сара расчесала густые черные волосы, потом откинула полог палатки и шагнула в ночь, собираясь спуститься к большому шатру.

 – Вы здесь?! – внезапно послышался тихий, недоверчивый возглас.

 Обернувшись, она увидела перед собой Реймонда Бойнтона. Его глаза светились радостным удивлением. Казалось, ему представилось райское видение, в которое он не мог поверить. Сара знала, что до конца дней не сможет забыть этот взгляд осужденного грешника, увидевшего рай.

 – Вы… – произнес он снова.

 Тихий, вибрирующий голос заставил сердце Сары бешено заколотиться. Ее охватывали робость, смущение, страх и в то же время бурная радость.

 – Да, – просто ответила она.

 Реймонд подошел ближе, все еще не веря своим глазам.

 – Это в самом деле вы! Сначала я подумал, что это призрак – ведь я столько думал о вас! – Помолчав, он добавил: – Я люблю вас – c того момента, как увидел вас в поезде. Теперь я это знаю. И я хочу объяснить вам, что тот человек, который вел себя с вами так грубо, был не я. Даже сейчас я не могу отвечать за свои поступки. Я мог бы пройти мимо, сделав вид, что не заметил вас, но вы должны знать, что в этом повинен не я, а мои нервы. Я не могу на них полагаться… Когда она приказывает мне что-то сделать, я подчиняюсь! Нервы меня подводят! Презирайте меня, если хотите…

 Сара прервала его, теперь ее голос звучал нежно:

 – Я не хочу вас презирать.

 – Но я этого заслуживаю! Я должен… вести себя как мужчина.

 Сара ответила, отчасти руководствуясь советом Жерара, но в основном собственным опытом и надеждой. Ее голос по-прежнему был ласковым, но сейчас в нем слышались уверенные и властные нотки:

 – Теперь вам это удастся.

 – В самом деле?

 – У вас появится смелость – я в этом не сомневаюсь.

 Реймонд выпрямился и вскинул голову:

 – Смелость? Да, это все, что мне нужно!

 Внезапно он коснулся губами ее руки и зашагал прочь.

 Сара спустилась к большому шатру, где застала трех своих спутников, сидящих за обеденным столом. Гид объяснил, что здесь находится еще одна группа.

 – Они прибыли два дня назад и уезжают послезавтра. Американцы. Мать очень толстая – ей было трудно сюда добраться. Носильщики тащили ее в кресле – они говорят, что им было очень тяжело и жарко…

 Представив себе это зрелище, Сара неожиданно рассмеялась. Ситуация выглядела достаточно забавной, если воспринимать ее, не вкладывая личных чувств.

 Толстяк драгоман с благодарностью посмотрел на нее. Его задача была не из легких. Сегодня леди Уэстхолм трижды поймала его на ошибках, тыча в нос Бедекер, а теперь выражала недовольство постелью. Он был рад, что хотя бы один член группы пребывает в хорошем настроении.

 – Ха! – воскликнула леди Уэстхолм. – Кажется, эта компания останавливалась в «Соломоне». Я узнала старуху мамашу. По-моему, я видела, как вы разговаривали с ней в отеле, мисс Кинг.

 Сара покраснела от смущения, надеясь, что леди Уэстхолм не так много слышала из этого разговора.

 «И что тогда на меня нашло?» – в отчаянии думала она.

 – Абсолютно неинтересные люди, – заявила леди Уэстхолм. – Типичные провинциалы.

 Мисс Прайс угодливо зачирикала, а леди Уэстхолм пустилась в повествование о выдающихся американцах, с которыми она недавно встречалась.

 Стояла необычайно жаркая для этого сезона погода, поэтому завтрашнюю экскурсию назначили на очень ранний час.

 В шесть утра четверо участников группы уже собрались к завтраку. Нигде не было заметно никаких признаков семейства Бойнтон. Выслушав недовольное замечание леди Уэстхолм насчет отсутствия фруктов, они выпили чай с молоком, закусив яичницей с щедрой порцией сала, сдобренного по краям пересоленным беконом.

 После еды они отправились в путь. Леди Уэстхолм оживленно обсуждала с доктором Жераром роль витаминов в диете и питании рабочего класса.

 Затем из лагеря послышался оклик, и группа остановилась, поджидая еще одного человека. Это был мистер Джефферсон Коуп, чье приятное лицо раскраснелось от спешки.

 – Если не возражаете, сегодня утром я присоединюсь к вам. Доброе утро, мисс Кинг. Какой сюрприз встретить здесь вас и доктора Жерара! Что вы об этом думаете? – Он указал на тянущиеся во все стороны фантастические красные скалы.

 – По-моему, это чудесно, хотя и немного страшновато, – ответила Сара. – «Розово-красный город» всегда представлялся мне романтичным. Но все оказалось куда более реальным – совсем как… как сырая говядина.

 – По цвету похоже, – согласился мистер Коуп.

 – И все-таки это чудесно, – закончила Сара.

 Группа начала подъем в сопровождении двух проводников-бедуинов. Высокие и стройные, они уверенно ступали по скользкому склону в своих подбитых гвоздями башмаках. Вскоре начались трудности. Сара и доктор Жерар хорошо переносили высоту, но мистер Коуп и леди Уэстхолм выглядели скверно, а несчастную мисс Прайс, с закрытыми глазами и позеленевшим лицом, приходилось почти переносить на руках через обрывистые места.

 – Я с детства боялась высоты! – не переставая, хныкала она.

 Один раз мисс Прайс даже заявила, что возвращается, но, посмотрев вниз, позеленела еще сильнее и неохотно согласилась идти дальше.

 Доктор Жерар держал палку между ней и пропастью, создавая иллюзию перил, и мисс Прайс признала, что это помогает справиться с головокружением.

 – У вас когда-нибудь были неприятности во время подъема сюда с пожилыми людьми? – спросила Сара у драгомана Махмуда, который, несмотря на свои габариты, не проявлял никаких признаков усталости.

 – Всегда сплошные неприятности, – безмятежным тоном согласился он.

 – Тем не менее вы их берете?

 Махмуд пожал толстыми плечами:

 – Они платят деньги за то, чтобы все это видеть. Проводники-бедуины очень умелые – они хорошо справляются.

 Наконец добрались до вершины. Сара затаила дыхание.

 Вокруг и внизу расстилались кроваво-красные скалы – едва ли такое зрелище можно было увидеть где-нибудь еще. Стоя на вершине в чистом утреннем воздухе, они ощущали себя богами, созерцающими низменный мир, погрязший в крови и насилии.

 Махмуд объяснил им, что это место служило для жертвоприношений, и показал желоб, выдолбленный в камне прямо у их ног.

 Сара отошла от остальных, чтобы не слышать фраз, бойко слетающих с языка словоохотливого драгомана. Она села на камень, запустив пальцы в густые черные волосы и глядя на мир у своих ног. Вскоре она почувствовала, что рядом кто-то стоит, и услышала голос доктора Жерара:

 – Теперь вы можете оценить выбор дьяволом места для искушения, о котором повествует Новый Завет. Сатана привел Господа нашего на вершину горы и показал ему мир. «Все это дам Тебе, если, падши, поклонишься мне».^[26] Когда глядишь на материальный мир сверху, неизмеримо сильнее искушение быть его властелином.

 Сара согласилась, но Жерар не без удивления заметил, что ее мысли блуждают где-то далеко.

 – Вы о чем-то задумались, – заметил он.

 – Да, верно. – Она обернулась к нему. – Чудесная идея – устроить здесь жертвенник. Иногда мне кажется, что жертвы необходимы… Я имею в виду, что люди слишком высоко ценят жизнь. Смерть не так страшна, как мы думаем.

 – Если вы так чувствуете, мисс Кинг, вам не следовало выбирать карьеру медика. Для нас смерть всегда будет врагом.

 Сара поежилась:

 – Очевидно, вы правы. И все же смерть часто решает все проблемы. Иногда она даже делает жизнь полнее…

 – «Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб»,^[27] – серьезно процитировал Жерар.

 Сара удивленно посмотрела на него:

 – Я не имела в виду… – Она оборвала фразу, увидев, что к ним приближается Джефферсон Коуп.

 – Потрясающее место! – воскликнул он. – Я рад, что не упустил эту экскурсию. Должен признаться, что, хотя миссис Бойнтон замечательная женщина – я восхищаюсь ее решимостью отправиться сюда, – путешествовать с ней нелегко. У нее слабое здоровье, и, полагаю, это, вполне естественно, делает ее слегка невнимательной к чувствам других. Ей, кажется, даже не приходит в голову, что ее семья могла бы иногда ходить на экскурсии без нее. Она так привыкла видеть, как они хлопочут вокруг нее, что даже не думает… – Он не договорил. На его приятном лице отражались смущение и беспокойство. – Понимаете, недавно я услышал кое-что о миссис Бойнтон, и это меня очень расстроило.

 Сара вновь погрузилась в свои мысли – голос мистера Коупа звучал в ее ушах, подобно отдаленному журчанию ручья, – но доктор Жерар осведомился:

 – Вот как? И что же вы слышали?

 – Мне рассказала это одна леди, которую я повстречал в отеле в Тиверии. Речь шла о девушке, которая была в услужении у миссис Бойнтон. Эта девушка… – Мистер Коуп покосился на Сару и понизил голос: – Она собиралась произвести на свет ребенка. Старая леди знала об этом, но была добра к девушке, однако за несколько недель до родов она выгнала ее из дома.

 Доктор Жерар приподнял брови.

 – Та-ак! – задумчиво протянул он.

 – Дама, с которой я говорил, казалась уверенной в своих словах. Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но я считаю этот поступок жестоким и бессердечным. Не могу понять…

 – И тем не менее постарайтесь, – прервал его доктор Жерар. – Уверен, что инцидент доставил миссис Бойнтон немалое удовольствие.

 Мистер Коуп выглядел шокированным.

 – Я не могу в это поверить, сэр! – воскликнул он. – Такое просто непостижимо!

 Доктор Жерар негромко процитировал:

 – «И обратился я, и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их – сила, а утешителя у них нет. И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе. А блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видел злых дел, какие делаются под солнцем».^[28] – Помолчав, он добавил: – Дорогой сэр, я посвятил свою карьеру изучению странных явлений, которые творятся в человеческой психике. Нельзя видеть в жизни только светлые стороны. Традиции и обычаи повседневного существования скрывают за собой немало причудливого. Например, удовольствие от жестокости ради самой жестокости. Но и под этим кроется кое-что еще – отчаянное желание быть оцененным по достоинству. Если это желание не осуществлено, человек прибегает к иным способам доказать свою значимость. И тут возможны любые извращения. Привычка к жестокости, как и всякая другая, может культивироваться и овладеть человеком полностью.

 Мистер Коуп кашлянул.

 – Думаю, доктор Жерар, вы слегка преувеличиваете. А воздух здесь, право, просто чудесен.

 Он отошел, а Жерар усмехнулся и снова посмотрел на Сару. Она сидела, нахмурив брови, и казалась ему похожей на молодого судью, выносящего приговор.

 Мисс Прайс нетвердым шагом подошла к ним.

 – Мы собираемся спускаться, – сообщила она. – Я боялась, что мне с этим не справиться, но гид уверяет, что спуск пройдет по другому, более легкому маршруту. Искренне на это надеюсь, так как с детства боялась высоты…

 Они спускались по высохшему руслу реки. Хотя и здесь встречались осыпи, чреватые опасностью для лодыжек, но отсутствовали перспективы, вызывающие головокружение.

 Группа вернулась в лагерь усталой, но в бодром настроении и с хорошим аппетитом для запоздалого ленча. Было уже начало третьего.

 Семейство Бойнтон сидело вокруг большого стола в шатре, заканчивая трапезу.

 Леди Уэстхолм обратилась к ним с вежливой фразой, произнесенной несколько снисходительным тоном:

 – Мы провели необычайно интересное утро: Петра – удивительное место.

 Кэрол бросила быстрый взгляд на мать.

 – Да, конечно… – пробормотала она и погрузилась в молчание.

 Леди Уэстхолм, чувствуя, что исполнила свой долг, перенесла внимание на пищу.

 За едой четверка обсуждала планы на вторую половину дня.

 – Думаю, я буду отдыхать, – сказала мисс Прайс. – Не следует слишком переутомляться.

 – А я пойду прогуляться, – заявила Сара. – Как насчет вас, доктор Жерар?

 – Я присоединюсь к вам.

 Миссис Бойнтон со звоном уронила ложку, и все вздрогнули.

 – Пожалуй, я последую вашему примеру, мисс Прайс, – сказала леди Уэстхолм. – Почитаю полчасика, потом отдохну, ну а после, может быть, немного прогуляюсь.

 Миссис Бойнтон с помощью Леннокса медленно поднялась. Постояв несколько секунд, она промолвила с неожиданным дружелюбием:

 – Сегодня вам всем лучше пойти на прогулку.

 На лицах остальных членов семьи отразилось изумление.

 – А как же ты, мама?

 – Мне никто из вас не нужен. Посижу одна с книгой. А Джинни лучше не ходить – пускай полежит и поспит.

 – Я не устала, мама. Мне хочется пойти с остальными.

 – Ты устала! У тебя болит голова! Тебе следует поберечься. Иди и приляг. Я знаю, что тебе на пользу.

 – Но я… – Девушка вызывающе вскинула голову, но потом медленно опустила взгляд.

 – Глупая малышка, – проворчала миссис Бойнтон. – Ступай в свою палатку.

 Джиневра вышла из шатра. Остальные последовали за ней.

 – Господи, что за странная семья! – сказала мисс Прайс. – У матери такой необычный цвет лица – почти багровый. Наверное, сердце. Должно быть, ей нелегко переносить жару.

 «Сегодня старуха отпускает детей на волю, – подумала Сара. – А ведь она знает, что Реймонд хочет побыть со мной. В чем тут дело? Неужели это ловушка?»

 Когда после ленча она пошла в свою палатку и переоделась в свежее парусиновое платье, эта мысль все еще беспокоила ее. Со вчерашнего вечера ее чувство к Реймонду оформилось в страстное желание защитить его. Конечно, это любовь – иначе не назовешь стремление любой ценой избавить возлюбленного от боли… Да, она любила Реймонда Бойнтона. Это была история о святом Георгии и драконе навыворот – Сара была спасительницей, а Реймонд – прикованной жертвой.^[29]

 Ну а драконом, несомненно, являлась миссис Бойнтон, чье внезапное дружелюбие казалось Саре особенно зловещим.

 Около четверти четвертого Сара вновь направилась к шатру.

 Леди Уэстхолм сидела на стуле. Несмотря на жаркий день, на ней все еще была практичная твидовая юбка. На коленях у нее лежал доклад Королевской комиссии. Доктор Жерар разговаривал с мисс Прайс, которая стояла у своей палатки, держа в руке книгу под названием «Поиски любви», рекламируемую на обложке как захватывающую историю о страсти и взаимном непонимании.

 – Не думаю, что лежать после ленча полезно для пищеварения, – объясняла мисс Прайс. – В тени шатра прохладно и приятно. Вам не кажется, что старой леди не следует сидеть на солнце?

 Все посмотрели вверх. Миссис Бойнтон, как и вчера вечером, неподвижно восседала в позе Будды у входа в свою пещеру. Больше поблизости не было никого. Персонал лагеря спал. На некотором расстоянии виднелась удаляющаяся группа людей.

 – На сей раз добрая мамаша позволила деткам развлекаться без нее, – заметил доктор Жерар. – Возможно, с ее стороны это очередной опыт изощренной жестокости.

 – Я как раз об этом подумала.

 – Какой же подозрительный ум у нас с вами! Давайте присоединимся к гуляющим.

 Предоставив мисс Прайс ее увлекательному чтению, они нагнали остальных. Теперь молодые Бойнтоны выглядели веселыми и счастливыми.

 Вскоре Леннокс и Надин, Кэрол и Реймонд, мистер Коуп с широкой улыбкой на лице и подошедшие Жерар и Сара уже болтали и смеялись вместе.

 Ими внезапно овладело бурное веселье. Всем казалось, что это украденная радость, которой следует воспользоваться в полной мере. Сара не стала подходить к Реймонду – она шла впереди с Кэрол и Ленноксом. Доктор Жерар и Реймонд держались позади них, а Надин и Джефферсон Коуп шли чуть в стороне.

 Но вскоре доктор Жерар начал говорить отрывисто и кратко – слова вырывались у него как-то спазматически. Внезапно он остановился.

 – Тысяча извинений. Боюсь, я должен вернуться.

 Сара посмотрела на него:

 – Что-нибудь случилось?

 – Лихорадка. Она началась уже после ленча.

 – Малярия?

 – Да. Я вернусь и приму хинин. Надеюсь, приступ будет не тяжелым. Это следствие пребывания в Конго.

 – Может быть, мне пойти с вами? – предложила Сара.

 – Нет-нет. У меня есть аптечка. Досадная помеха. А вы идите дальше.

 Он быстро зашагал в сторону лагеря.

 Сара нерешительно смотрела ему вслед, потом встретилась взглядом с Реймондом, улыбнулась ему и забыла о французе.

 Некоторое время все шестеро – Сара, Кэрол, Леннокс, мистер Коуп, Надин и Реймонд – держались вместе.

 Потом Сара и Реймонд отошли в сторону. Они взбирались на скалы, обходили каменные выступы и наконец присели отдохнуть в тени.

 Наступившее молчание нарушил Реймонд:

 – Как вас зовут? Я знаю, что ваша фамилия Кинг, но как ваше имя?

 – Сара.

 – Сара. Можно я буду вас так называть?

 – Конечно.

 – Расскажите мне что-нибудь о себе, Сара.

 Прислонившись спиной к валунам, Сара поведала ему о жизни дома в Йоркшире,^[30] о своих собаках и о тете, которая ее вырастила.

 Реймонд, в свою очередь, бессвязно рассказал ей о себе.

 И вновь наступила пауза. Они сидели, взявшись за руки, словно дети, ощущая полное удовлетворение.

 Когда солнце стало клониться к закату, Реймонд зашевелился.

 – Пойду назад, – сказал он. – Нет, не с вами. Я хочу вернуться один. Мне нужно кое-что сделать – тогда я докажу себе, что я не трус, и мне не будет стыдно просить вас о помощи. Она мне понадобится. Возможно, мне придется одолжить у вас денег.

 Сара улыбнулась:

 – Я рада, что вы реалист. Можете на меня рассчитывать.

 – Но сначала я должен сделать это сам.

 – Что именно сделать?

 Мальчишеское лицо внезапно стало суровым.

 – Доказать свою смелость. Теперь или никогда.

 Он резко повернулся и зашагал прочь.

 Сара снова прислонилась к валуну, наблюдая за его удаляющейся фигурой. Что-то в словах Реймонда смутно встревожило ее. Он выглядел таким серьезным и напряженным. Она пожалела, что не пошла с ним, но тут же упрекнула себя за это. Реймонд хотел остаться один, чтобы испытать недавно обретенное мужество. Это было его право.

 Но она молилась, чтобы смелость не покинула его.

 Солнце уже садилось, когда Сара подходила к лагерю. В тусклом свете она разглядела мрачный силуэт миссис Бойнтон, все еще сидящей у входа в пещеру. Сара поежилась при виде этой неподвижной фигуры…

 Быстро пройдя по тропинке внизу, она вошла в освещенный шатер.

 Леди Уэстхолм вязала голубой джемпер – моток шерсти свисал с ее шеи. Мисс Прайс расшивала скатерть анемичными светло-голубыми незабудками, одновременно слушая лекцию о реформе законов о разводе.

 Слуги входили и выходили, готовя ужин. Бойнтоны читали, сидя в шезлонгах в дальнем конце шатра. Появился исполненный достоинства Махмуд и стал упрекать свою группу. Он запланировал приятную прогулку после чая, но в лагере никого не оказалось. Теперь вся программа нарушена. А он рассчитывал на поучительную экскурсию с целью осмотра образцов набатейской архитектуры.

 Сара спешно заверила его, что они отлично провели время, и пошла в свою палатку умыться перед ужином. По пути назад она остановилась у палатки доктора Жерара и громко окликнула его.

 Ответа не последовала. Сара откинула полог и заглянула внутрь. Доктор неподвижно лежал на койке. Сара бесшумно удалилась, надеясь, что он спит.

 К ней подошел слуга и указал на шатер. Очевидно, ужин был готов. Сара вновь зашагала к шатру. Все уже собрались вокруг стола, за исключением доктора Жерара и миссис Бойнтон. Слугу послали сообщить старой леди, что ужин подан. Внезапно снаружи послышался шум – двое испуганных слуг вбежали в шатер и возбужденно заговорили с драгоманом по-арабски.

 Махмуд огляделся вокруг и вышел. Сара, повинуясь импульсу, последовала за ним.

 – Что случилось? – спросила она.

 – Старая леди, – ответил Махмуд. – Абдул говорит, что она заболела – не может сдвинуться с места.

 Сара ускорила шаг. Следом за Махмудом она вскарабкалась на скалу, подошла к покоящейся на стуле фигуре и притронулась к пухлой руке, пытаясь нащупать пульс.

 Когда Сара выпрямилась, ее лицо было бледным.

 Она поспешила назад к шатру и задержалась в проходе, глядя на группу в дальнем конце стола. Она заговорила, и собственный голос показался ей резким и неестественным.

 – Я очень сожалею. – С усилием Сара заставила себя обратиться к главе семьи – Ленноксу. – Ваша мать умерла, мистер Бойнтон.

 Словно издалека, она наблюдала за лицами пятерых человек, для которых это сообщение означало обретение свободы…