Рождество Эркюля Пуаро

 – Ты действительно хочешь, чтобы я остался здесь, отец? – спросил Гарри. От откинул голову назад. – Ты же знаешь, что я разворошу здесь целое осиное гнездо.

 – Каким это образом? – резко спросил Симеон Ли.

 – Братец Альфред, – ответил Гарри, – мой любимый братец Альфред не в восторге от моего присутствия.

 – Ну и черт с ним! – крикнул Симеон. – В этом доме я хозяин.

 – Все-таки ты – старый хозяин, а он – молодой. Ты ведь как-то зависишь от Альфреда. Мне не хотелось бы дразнить его.

 – Ты будешь делать так, как я тебе скажу. Гарри вздохнул:

 – Да я и сам не знаю, выдержу ли оседлый образ жизни. Трудно усидеть дома человеку, который до этого всю жизнь мотался по свету.

 – Ты должен жениться и завести себе постоянный дом.

 – На ком же я должен жениться? Жаль, что нельзя жениться на собственной племяннице! Маленькая Пилар очаровательна!

 – Ага! Ты, значит, все-таки заметил это?

 – Кстати, что касается оседлой жизни... Наш толстячок Джордж, кажется, сделал недурной выбор, а? Откуда его жена? Чем она занималась раньше?

 – Разве я знаю? – буркнул старик. – Думаю,

 Джордж высмотрел ее в салоне мод – была там манекенщицей. Она утверждает, что ее отец – отставной флотский офицер.

 – Скорее, старшина на буксире, – усмехнулся Гарри. – Она еще преподнесет Джорджу подарочек.

 Симеон пожал плечами. Затем взял колокольчик, лежавший на столе рядом с ним. Хорбюри явился мгновенно.

 – Попросите мистера Альфреда срочно прийти ко мне.

 Как только слуга исчез, Гарри спросил с расстановкой:

 – А что, парень подслушивает под дверью? Симеон молча пожал плечами.

 Альфред торопливо вошел в комнату. Увидев брата, он слегка вздрогнул.

 – Садись, Альфред, – приказал старик. – Нам придется немного изменить порядки в нашем доме, поскольку теперь здесь будет жить на два человека больше. Пилар, разумеется, останется у нас. И Гарри тоже решил жить дома.

 – Гарри будет жить здесь? – опешил Альфред.

 – А почему бы и нет, старина? – засмеялся Гарри.

 Альфред всплеснул руками и бросил на него гневный взгляд:

 – Мне кажется, ты бы и сам мог догадаться!

 – Очень жаль, но я не догадываюсь!

 – После всего, что произошло? После твоего постыдного поведения... После скандала...

 – Но ведь все это – в прошлом, милый братик!

 – Ты ужасно поступил с отцом!

 – Послушай-ка, Альфред! Ведь это касается только отца и никого больше! Не так ли? И если он готов простить меня, то...

 – Да, я готов тебя простить! – вставил слово Симеон. – Гарри – мой сын, и он останется здесь, потому что я так хочу!

 Он положил руку на плечо Гарри.

 – Я очень люблю Гарри!

 Альфред встал и вышел из комнаты. Он был бледен как смерть. Гарри, смеясь, пошел вслед за ним.

 Симеон хмыкнул себе под нос. Вдруг он вздрогнул и обернулся:

 – Кто это там, черт возьми! Ах, это вы, Хорбюри! Когда вы прекратите крадучись ходить по дому?

 – Простите, сэр.

 – Ну, ладно. Впрочем, у меня есть к вам поручение. Я хочу, чтобы после обеда все пришли ко мне. Понятно? Все! Без исключения. И еще одно: вы поведете всех господ наверх, а когда они дойдут примерно до середины коридора, вы как-нибудь дайте мне знать об этом: кашляните, вскрикните, – что-нибудь в таком роде. Ясно?

 – Разумеется, сэр!

 Спустившись вниз, Хорбюри сказал Трессильяну:

 – Если вам угодно знать... это будет замечательный рождественский праздничек!

 – Что вы хотите этим сказать? – резко спросил старый слуга.

 – Погодите немного, узнаете! Сегодня – сочельник. Но настроение в доме отнюдь не соответствует ему!

 ***

 Все семейство подошло к двери и остановилось. Симеон как раз был у телефона, он кивнул, чтобы заходили.

 – Садитесь! Я сейчас закончу.

 И продолжил разговор:

 – Это Чарльтон?.. У телефона Симеон Ли... Да... Нет, я хотел бы, чтобы вы составили мое новое завещание... Да, обстоятельства изменились, и старое завещание уже не годится... Нет, нет, это не так спешно.

 Я не хочу портить вам Рождество. Скажем, на второй день рождественской недели, да? Или еще днем позже, как хотите. Приезжайте, и мы тогда все обсудим. Не бойтесь, я до этого не умру!

 Он положил трубку и посмотрел по очереди на всех восьмерых, находящихся в комнате. Потом засмеялся и сказал:

 – Вы все с виду такие настороженные! Что случилось?

 – Ты велел позвать нас, отец... – начал было Альфред, но Симеон тотчас перебил его:

 – Да, верно. Но отнюдь не на степенный семейный совет! Я устал и не хотел бы никого видеть вечером. Собираюсь рано лечь, чтобы хорошо выспаться и к завтрашнему празднику быть свежим. Великое дело -

 Рождество! Оно придает людям чувство близости друг к другу, не правда ли, Магдалена?

 Магдалена Ли вздрогнула от неожиданности. Ее глуповатый маленький ротик открылся и закрылся снова. Затем она сказала:

 – О да!

 – Ты ведь жила с отставным морским офицером, – продолжал тем временем старый Ли, – с твоим отцом. Он, наверное, не мог устроить для тебя настоящего рождественского праздника, а? Для этого нужно иметь большую семью!

 – Да, конечно... да, наверное.

 Взгляд Симеона скользнул с нее на Джорджа.

 – Мне не хотелось бы говорить о неприятном, но я боюсь, Джордж, что придется слегка уменьшить ту сумму, которую я регулярно посылаю тебе. Расходы по дому у меня в будущем, видимо, сильно возрастут, ведь нас здесь станет больше.

 Джордж побагровел:

 – Отец, ты не сделаешь этого!

 – Ты так считаешь?!

 – Мои расходы очень велики. Я уже сейчас порой не знаю, как свести концы с концами. Приходится экономить на всем.

 – Предоставь экономить своей жене, – с улыбкой посоветовал старый Ли. – Женщины умеют это делать. Им иногда приходят в голову такие идеи, какие мужчинам никогда на ум не придут. Например, они решат, что смогут сами шить себе платья. Моя жена все делала своими руками – была очень большая искусница. Хорошая она была жена, в самом деле, только скучная...

 Дейвид подскочил:

 – Моя мать...

 – Сядь! – сказал Симеон грубо. – У твоей матери было заячье сердце и куриные мозги! Полагаю, что ты унаследовал от нее и то, и другое.

 Он вдруг встал. На щеках его выступили красные пятна, голос звучал громко и резко:

 – Никто из вас здесь не стоит ни гроша! Ни один! Я по горло сыт всеми вами! Все вы слабаки – глупые слабаки! Одна Пилар стоит больше, чем двое из вас, вместе взятых. Клянусь богом, что где-нибудь в этом мире у меня есть сын лучше, чем вы, хоть он и не родился в законном браке!

 – Ну, это уж слишком, отец! – воскликнул Гарри. Он тоже вскочил с места. По его лицу, обычно веселому, разлилась краска гнева.

 – То же самое я могу сказать и тебе! – заорал на него Симеон. – Сам-то ты что делал все это время? Постоянно клянчил у меня деньги! Со всех концов света просил подаяния. Нет, я повторяю еще раз: я сыт по горло всеми вами! Вон отсюда!

 Старый Ли опустился в кресло. Медленно, один за другим его дети покидали комнату. Джордж был красным и ошарашенным, Магдалена тоже выглядела испуганной, Дейвид был бледен как смерть и дрожал, Гарри высоко держал голову, а Альфред брел неизвестно куда, вышагивая, как лунатик. Лидия шла за ним, уверенная в себе и женственная, как обычно. Только Хильда остановилась у порога и затем вернулась к свекру. В том, как спокойно и неподвижно она встала перед его креслом, было что-то зловещее.

 – Когда пришло твое письмо, – сказала она, – я действительно поверила, что там написана правда – ты хочешь собрать вокруг себя на Рождество всю свою семью. Поэтому я и уговорила Дейвида приехать. Но ты захотел собрать своих детей только для того, чтобы выдрать всех за уши, не так ли? Один бог знает, что ты нашел в этом приятного.

 Симеон хихикнул.

 – Знаешь, я с некоторых пор приобрел особое чувство юмора. И отнюдь не требую, чтобы мой юмор понимали. Достаточно того, что мои шутки нравятся мне самому.

 Поскольку она не ответила, Симеон вдруг забеспокоился.

 – Ну, что ты на это скажешь? – спросил он в упор.

 – Я боюсь, – она запнулась.

 – Чего ты боишься?.. Меня?

 – Нет, я боюсь за тебя, – ответила она и, как судья, который только что огласил приговор, повернулась и величественно удалилась из комнаты.

 Симеон уставился на дверь, через которую она вышла. Затем встал и поковылял к сейфу, бормоча:

 – Лучше на вас поглядим, мои прекрасные...

 ***

 Примерно без пятнадцати восемь зазвенел звонок у входа. Трессильян открыл. Когда он вернулся в каморку у кухни, там стоял Хорбюри с кофейной чашкой на подносе.

 – Кто это был? – спросил Хорбюри.

 – Инспектор полиции Сагден. Эй, смотрите, осторожней!

 Но чашка из рук Хорбюри уже упала на пол и разлетелась вдребезги.

 – Ну ты посмотри! – запричитал Трессильян. – Одиннадцать лет пользуемся этим сервизом, я всегда сам мыл его и не разбил ни одной чашки! А стоит вам только прикоснуться к чему-нибудь, чего вам вообще касаться не следовало бы, как непременно что-то происходит!

 – Мне очень жаль, мистер Трессильян, – извинился Хорбюри. На лбу у него выступили крупные капли пота. – Сам не понимаю, как это могло случиться. Скажите, а полицейский инспектор предупреждал заранее, что придет?

 – Да, мистер Сагден звонил. Слуга облизнул пересохшие губы:

 – А что.. что он хотел?

 – Он собирает пожертвования на полицейский дом для сирот. Я отнес книгу для записи пожертвований наверх мистеру Ли, но он велел мне попросить мистера Сагдена подняться к нему и принести им шерри.

 – Сплошное попрошайничество в это время года, – заметил Хорбюри. – А старый черт щедр, это надо признать, несмотря на некоторые его недостатки.

 – Мистер Ли с давних пор очень щедр, – ответил Трессильян с достоинством.

 – Да, это его лучшая сторона, – согласился Хорбюри. – Ну, я пойду.

 – В кино?

 – Вероятно. Бай-бай, мистер Трессильян.

 Он вышел через дверь, которая вела в комнату для прислуги.

 Трессильян посмотрел на стенные часы. Затем отправился в столовую и положил на каждую салфетку по булочке. Бросив на длинный стол последний оценивающий взгляд, он подошел к гонгу и позвонил.

 Когда звучал последний удар гонга, инспектор Сагден как раз спустился по лестнице. Это был высокий симпатичный мужнина в голубом костюме, застегнутом на все пуговицы. Походка его была полна сдержанного достоинства, которое он считал приличествующим своей должности.

 – Думаю, нынче ночью ударит мороз, – сказал он беззаботно.

 Трессильян заметил, что влажность весьма вредна для ревматизма, в ответ на это инспектор констатировал, что ревматизм – дело весьма неприятное, и затем распрощался.

 Старый дворецкий запер за ним дверь и медленно вернулся в холл. Он провел рукой по глазам и вздохнул. Однако, увидев, что Лидия идет в столовую, снова выпрямился и принял чопорный вид Джордж Ли тоже спускался по лестнице. Как только последняя из гостей, Магдалена, исчезла за дверью столовой, Трессильян вошел вслед за ней и объявил:

 – Стол для вечерней трапезы накрыт.

 Трессильян на свой лад был знатоком женской моды Когда он с бутылкой вина в руке обходил стол и наполнял бокалы, у него была возможность рассмотреть и критически оценить платья дам. Миссис Лидия одета в новое, черное с белым, платье из тафты с большими цветами. Материя довольно крикливая, но ей платье идет. И миссис Магдалена в платье, которое как раз ей к лицу. Наверное, стоит кучу денег. Непонятно, как это скупой мистер Джордж оплатил его? Миссис Хильда... ну, она симпатичная женщина, но не умеет одеваться. Ей, с ее фигурой, еще пошел бы черный бархат, а она надела платье из пестрой материи, главным образом ярко-красной. Не понимает, что это безвкусица. Мисс Пилар в любом платье очаровательна. Правда, ее белое легкое платьице все же чересчур дешево смотрится. Ну, не беда, мистер Ли в будущем сможет устранить этот недостаток. Он прямо влюблен в свою внучку. Таковы уж старики: юное, свежее лицо просто сводит их с ума!

 – Рейнвейн или кларет? – спросил Трессильян у миссис Магдалены. При этом он краем глаза заметил, что Уолтер, второй слуга, уже снова подал овощи перед соусом к жаркому – и это после того, как ему столько раз внушалось, что так делать нельзя!

 Трессильян разнес суфле Теперь, когда его интерес к платьям дам и промашкам Уолтера пропал, он обратил внимание, насколько все молчаливы сегодня вечером То есть, конечно, не в буквальном смысле Например, гость из Южной Африки говорил за троих, и другие господа тоже разговаривали между собой, но выходило все это как-то ненатурально, импульсивно. Настроение у общества за столом было каким-то неестественным.

 Мистер Альфред выглядел по-настоящему больным, как будто перенес шок. Он ковырял вилкой в своей тарелке, но почти ничего не ел. Жена была явно обеспокоена его состоянием. Она пристально разглядывала его – незаметно, конечно. У мистера Джорджа было очень красное лицо. Он поглощал еду вообще не замечая, что ест. Миссис Магдалена ела, как птичка. Мисс Пилар, которой еда, кажется, пришлась по вкусу, вовсю болтала с южноафриканцем. Он явно влюблен в нее. Оба, было видно, ничем не огорчены.

 Мистер Дейвид? Его вид заставлял Трессильяна страдать. Он был так похож на свою мать и выглядел еще так молодо. Но был очень нервным! Вот и сейчас опрокинул свой бокал!

 Трессильян быстро промокнул жидкость и поставил новый бокал. Мистер Дейвид, кажется, так и не заметил произошедшего казуса: он уставился прямо перед собой, лицо его было бледным.

 Странно, впрочем, как побледнел Хорбюри, когда услыхал, что в дом пришел офицер полиции... почти так, будто...

 Трессильян быстро вернулся от своих размышлений к реальности. Уолтер уронил грушу с подноса, на котором разносил фрукты. И это называются слуги! Нет, эти парни годятся только на то, чтобы чистить конюшни!

 И тут миссис Лидия встала. Она величаво проплыла вокруг стола. Да, действительно, элегантная женщина.

 Прекрасная и очаровательная женщина!

 Трессильян подал господам портвейн и покинул столовую. Сразу же после этого он понес поднос с кофе в гостиную. Четыре дамы сидели там молча в несколько неестественных позах.

 Когда Трессильян снова вернулся, он услышал, как дверь в столовой открылась. Дейвид Ли вышел в холл и пошел через него в гостиную.

 В комнатке рядом с кухней Трессильян устало опустился на стул. Он был удручен. Сочельник, а в доме такая напряженность и нервозность... Это ему совершенно не нравилось. Посидев немного, он с трудом поднялся, чтобы забрать в гостиной пустые кофейные чашки. Там уже никого не было. Только Лидия стояла у окна, наполовину скрытая портьерой, и смотрела в ночь. Где-то рядом играли на пианино.

 Но почему же мистер Дейвид играет «Марш мертвых»? Мрачный похоронный марш. Совершенно определенно – назрело что-то зловещее. Трессильян печально покачал головой и с кофейной посудой медленно пошел к выходу.

 Только когда он снова оказался в своей комнатке, он услышал шум наверху, звон разбитого хрусталя, звуки падения стульев, шум и треск.

 «Боже всемогущий, – подумал Трессильян. – Чем же там занимается старый господин, ради всего святого, что случилось там наверху?»

 И тут раздался крик – страшный и пронзительный, который вдруг захлебнулся.

 На какое-то мгновение Трессильян застыл как вкопанный, затем выбежал в холл и ринулся вверх по лестнице, столкнувшись с остальными, поскольку они бежали туда же. Все бежали вверх по крутой узкой лестнице мимо большой ниши, в которой стояли статуи, и дальше по прямому коридору до двери в комнату Симеона Ли. Мистер Фарр и Хильда уже стояли там, она прислонилась к стене, а он дергал за ручку.

 – Дверь заперта, – подтвердил Фарр.

 Гарри Ли протиснулся вперед и сам попробовал открыть дверь.

 – Отец! – закричал он. – Отец! Открой нам!

 Он поднял руку, и все замерли. Из комнаты не было слышно ни звука.

 Колокольчик у входной двери звенел вовсю, но никто не обращал на него внимания.

 Стивен Фарр сказал:

 – Придется взламывать дверь, иначе не попадем вовнутрь.

 – Это не так просто сделать, – вздохнул Гарри. – Двери здесь очень прочные. Давай попробуем вместе,

 Альфред!

 Они бросились на дверь, разом толкнули ее, но та не поддалась. Принесли тяжелую дубовую скамью и стали бить ею, как тараном. Наконец дверная ручка отломилась, дверь распахнулась.

 То, что они увидели, вряд ли возможно когда-нибудь забыть. В комнате, по всему видно, происходила ожесточенная борьба. Тяжелая мебель опрокинута, хрустальные вазы разбиты и валяются на полу. На коврике у камина, в котором ярко полыхал огонь, в луже крови лежал Симеон Ли... Кровью была забрызгана вся комната.

 Кто-то глубоко вздохнул. Затем одна за другой прозвучали две фразы. Обе довольно странные...

 Дейвид Ли сказал:

 – Мельницы господни мелют медленно, но очень тонко.

 А Лидия, вся дрожа, прошептала:

 – Кто бы мог подумать, что в старике было еще так много крови?..

 ***

 Инспектор Сагден позвонил три раза, потом стал отчаянно стучать кулаком в дверь. Прошло достаточно много времени, прежде чем ему наконец открыл совершенно растерянный Уолтер.

 – Ах, – только и вымолвил он, кажется, испытав огромное облегчение. – Я только что собирался звонить в полицию.

 – В связи с чем? – резко спросил инспектор Сагден.

 – Старый мистер Ли... – прошептал Уолтер. – Кто-то его убил.

 Сагден отодвинул слугу в сторону, он спешил вверх по лестнице. Он вбежал в комнату, не замеченный никем из находившихся там. Мимоходом заметил, что Пилар нагнулась и что-то подняла с пола. Сагден увидел, что Дейвид закрыл лицо руками. Все остальные стояли, сбившись в кучку. Только Альфред Ли, мертвенно бледный, подошел к трупу отца и смотрел на него сверху.

 Джордж Ли важно отдавал распоряжения:

 – Ни к чему не прикасаться до прихода полиции.

 – Позвольте-ка, – сказал Сагден и вежливо протиснулся между дамами.

 – Ах, инспектор Сагден! – воскликнул Альфред, знавший его. – Как быстро вы прибыли.

 – Да, мистер Ли.

 Сагден не стал тратить времени на разъяснения.

 – Что здесь произошло?

 – Мой отец... Убит, – задыхаясь, сказал Альфред. Магдалена вдруг разразилась истерикой. Инспектор Сагден поднял руку, требуя тишины.

 – Прошу присутствующих, кроме мистера Джорджа Ли, покинуть комнату.

 Все молча повернулись и пошли к выходу, как стадо овец.

 Сагден вдруг остановил Пилар.

 – Простите, мисс, – сказал он дружелюбно. – Здесь ничего нельзя трогать, все должно оставаться на своих местах.

 Она уставилась на него. Стивен Фарр сказал раздраженно:

 – Это же ясно. Мисс Эстравадос отлично это знает.

 Инспектор Сагден продолжил тем же любезным тоном:

 – Вы только что подняли здесь с пола какую-то вещь.

 Пилар широко раскрыла глаза.

 – Я? – спросила она в изумлении.

 – Да, именно вы, я видел, как вы это сделали. Пожалуйста, отдайте мне то, что вы подняли.

 Пилар медленно разжала руку. В ладошке была маленькая полоска резинки и какая-то крохотная деталь из дерева. Сагден взял то и другое, положил в конверт и опустил в свой нагрудный карман.

 Стивен Фарр посмотрел на него с уважением. Следует отметить, что поначалу молодой симпатичный полицейский не произвел на него впечатления.

 Затем Пилар и он вместе вышли из комнаты.

 За спиной они услышали деловитый голос инспектора:

 – Ну, а теперь, пожалуйста...

 ***

 – Все-таки ничто не сравнится с огнем в камине, – сказал полковник Джонсон, подкладывая очередное буковое полешко в камин, и подвинул свое кресло ближе. – Пожалуйста, угощайтесь, – предложил он своему гостю, указывая на бутылку, стоявшую на столике.

 Полковник Джонсон, шеф полиции из Мидлшира, любил сидеть у пылающего камина, в то время как Эркюль Пуаро, его гость, предпочитал центральное отопление, которое греет не только подошвы ботинок, но и спину.

 – Да, это дело Кортрайта было уникальным случаем, – задумчиво проговорил хозяин. – Удивительный человек, редкого обаяния и хорошо воспитан. В самом деле, мы ему просто в рот глядели, каждому слову внимали, когда он приехал сюда. А потом – на тебе! Неслыханно! Использовать никотин как яд действительно редкостная выдумка.

 – Было время, вы считали всякое отравление совершенно не английской манерой убийства, – заметил Эркюль Пуаро. – Считали, что это сатанинская проделка иностранцев.

 – Ну, теперь я бы так уже не сказал, – признался шеф-инспектор – Сегодня у нас совершается довольно много отравлений с помощью мышьяка, наверное, даже больше, чем можно было предполагать... Вообще, отравление – это всегда страшно неприятное дело. Свидетели почти всегда друг другу противоречат. Врачи становятся особенно нерешительными в своих суждениях. Порой не представляешь себе, как будешь передавать это дело на суд присяжных Нет, если уж убийство, то лучше такое, чтобы не вызывало никаких сомнений по поводу причины смерти.

 Пуаро кивнул:

 – Значит, огнестрельная рана, перерезанная глотка, проломленный череп, – вы предпочитаете такие вещи?

 – Предпочитаю... Совершенно плохое слово. Пожалуйста, не думайте, что я люблю убийства. Если бы это было возможно, я вообще никогда не занимался бы ими больше. По крайней мере, пока вы здесь, мы можем быть спокойны. Ведь Рождество на дворе... Мир на земле... Любите друг друга Ну, и все такое прочее.

 Пуаро откинулся в своем кресле и задумчиво посмотрел на гостеприимного хозяина.

 – Значит, вы думаете, что Рождество – это не время для убийств?

 – Да, я так думаю. – Джонсон потерял нить рассуждений. – Ведь я сказал уже, что всеобщее примирение, ну, и вот...

 – Англичане так сентиментальны, – тихо заметил Пуаро.

 – Ну и что, если сентиментальны! – с вызовом сказал Джонсон – Мы действительно чтим традиции. Древние праздники. Разве плохо?

 – Наоборот, это очень мило, – согласился Пуаро. – Но давайте рассуждать трезво. Разве Рождество – не праздник радости? Разве не принято на Рождество есть и пить, даже объедаться? От переедания бывает несварение желудка, от чего возникает раздражительность.

 – Преступления, – заметил полковник, – совершаются не от раздражительности.

 – Я не уверен в этом. Или еще один момент. Рождество – это праздник примирения, как вы изволили подчеркнуть. Люди забывают все ссоры, прощают обиды. Те, кто не мог переносить друг друга, решают снова примириться, пусть даже и ненадолго.

 Джонсон кивнул:

 – Все закапывают топор войны.

 – ... А семьи, – невозмутимо продолжал Пуаро, – члены которых на протяжении многих лет жили порознь или годами не обменивались между собой ни словом, снова объединяются. Это, друг мой, приводит к очень серьезным коллизиям, поверьте мне. Люди, которые никогда друг друга добрым словом не вспомнят, прилагают усилия, чтобы казаться дружелюбными. Поэтому Рождество – это время лицемерия. Честного, искреннего лицемерия с самыми лучшими намерениями. Но все-таки – лицемерия!

 Он, весь сияя, улыбнулся Джонсону:

 – Разумеется, дорогой мой, это только мое мнение! Я пытаюсь доказать вам, что в этих ситуациях – когда душа в напряжении, а тело расслаблено – вполне возможно, что склонности, доныне не проявлявшиеся, размолвки, доныне не привлекавшие особого внимания, вдруг принимают значительно более серьезный характер. Результатом наигранной любви, великодушия, добросердечия обязательно станет, рано или поздно, взрыв ненависти и жажды мести, которые проявятся гораздо сильнее, чем они были на протяжении всего года. Если вы однажды перекроете плотиной поток естественных чувств, мой дорогой, то плотину непременно прорвет.

 Полковник Джонсон с сомнением поглядел на гостя.

 – Никогда не пойму, когда вы говорите серьезно, а когда разыгрываете меня, – проворчал он.

 Пуаро улыбнулся:

 – Я никогда не пытался разыгрывать вас всерьез! Сейчас, конечно, шучу. Но, тем не менее, это правда: искусственно культивируемые и насаждаемые настроения приводят к естественным реакциям.

 В дверях появился слуга полковника Джонсона.

 – Инспектор Сагден у телефона, сэр.

 – Иду.

 Извинившись перед Пуаро, Джонсон вышел, но не прошло и трех минут, как он вернулся. Выглядел он серьезным и расстроенным.

 – Черт бы все это побрал! – воскликнул он. – Убийство! На самый сочельник – убийство!

 Пуаро удивленно поднял брови:

 – Вы уверены... я имею в виду, вы уверены в том, что это убийство?

 – Как вы сказали? А! Конечно, все остальное исключается. Убийство – да еще жестокое!

 – Кто же жертва?

 – Старый Симеон Ли, один из самых богатых людей в округе. Сколотил себе состояние в Южной Африке. На золоте... нет, кажется, на алмазах, если не ошибаюсь. Кроме того, он заработал огромные суммы на технических усовершенствованиях устройств для взрывных работ – что-то такое, что он изобрел сам, насколько мне известно. Говорят, у него два миллиона как минимум.

 – И его очень любили?

 – Не думаю, чтобы его кто-то любил, – медленно проговорил Джонсон – Он был большим чудаком. В последние годы стал инвалидом. Я не знаком с ним лично, но он, без сомнения, был здесь одним из самых примечательных людей.

 – Так что, эта история поднимет много шуму!

 – Разумеется! Я должен немедленно ехать туда, в Лонгдейл.

 Пуаро почувствовал, что он хочет задать ему вопрос, но не решается сделать это.

 – Вы хотели бы, чтобы я сопровождал вас? Джонсон ответил слегка смущенно:

 – Этого я не могу требовать от вас. Но вы ведь знаете, как обстоят дела: инспектор Сагден – хороший полицейский, обстоятельный, педантичный, совершенно надежный – надежнее не бывает, но вот фантазии ему явно не хватает. Раз уж случайно вы оказались здесь, я, конечно же, с удовольствием воспользовался бы вашей помощью.

 От сильного смущения он говорил почти резко. Пуаро поспешил заверить его:

 – Я с удовольствием поеду с вами. Можете на меня рассчитывать. Но мы не вправе перебегать дорогу этому славному инспектору. Это – его дело, а не мое, пусть он и ведет расследование. Я ограничусь исключительно ролью наблюдателя-эксперта.

 – Вы – настоящий друг, Пуаро, – тепло сказал Джонсон.

 ***

 Полицейский открыл им входную дверь, вытянулся в струнку и отдал честь. Через холл к ним уже спешил инспектор Сагден.

 – Рад видеть вас здесь, сэр. Пройдемте сразу в комнату – в рабочий кабинет мистера Ли. Я хотел бы в общих чертах обрисовать вам случившееся. Дело достаточно скверное.

 Он провел обоих в маленькую комнатку слева от холла. В центре ее стоял большой письменный стол, заваленный бумагами. Вдоль стен выстроились книжные шкафы.

 Полковник представил:

 – Сагден, это Эркюль Пуаро, о котором вы, разумеется, слыхали. Он случайно оказался в наших краях, у меня в гостях... Инспектор Сагден. Знакомьтесь.

 Пуаро поклонился и посмотрел на инспектора.

 Перед ним стоял высокий, широкоплечий человек с выправкой военного: у него был узкий длинный нос и большие, густые рыжеватые усы. Сагден уставился на Эркюля Пуаро, а Эркюль Пуаро – на усы Сагдена.

 – Разумеется, я уже слышал о вас, мистер Пуаро, – сказал инспектор. – Вы несколько лет назад были здесь, в Англии, не правда ли? Расследовали дело сэра Бартоломью Стренджа. Отравление никотином. Не в моем округе, но я, конечно, слыхал об этом...

 – Итак, Сагден, что здесь произошло? – перебил его начальник. – Вы сказали, что дело совершенно ясное.

 – Да, сэр, это убийство, без сомнения. В горле мистера Ли резаная рана, причем задета шейная вена, как установил врач. Но вот кое-что в этом деле не увязывается между собой... Обстоятельства таковы: сегодня в пять часов вечера мне в Аддлсфилдское бюро полиции позвонил мистер Ли. Он казался каким-то растерянным, просил меня зайти к нему в восемь часов вечера, а дворецкому сказать, что я приходил собирать пожертвования на наше благотворительное учреждение.

 – Значит, он искал подходящую причину, чтобы заполучить вас в дом?

 – Так точно, сэр. Ну, вы знаете, мистер Ли – это столь важная персона, что я, разумеется, пообещал прийти. Около восьми я был здесь, сказав, что пришел собирать деньги на полицейский приют для сирот. Дворецкий сообщил о моем приходе и затем провел меня в комнату мистера Ли на втором этаже, которая расположена как раз над столовой.

 Сагден сделал паузу, перевел дух и продолжил свое строго официальное сообщение:

 – Мистер Ли сидел в кресле у камина. Он был в шлафроке. Мистер Ли предложил мне сесть к нему поближе и затем довольно неуверенно сказал, что должен заявить мне о краже. Он, дескать, имеет основание предполагать, что из его сейфа украдены алмазы – нешлифованные алмазы, уточнил он, если я не ошибаюсь, стоимостью в несколько тысяч фунтов.

 – Алмазы? – переспросил полковник.

 – Так точно, сэр. Я задал ему несколько конкретных вопросов, но он отвечал на них неуверенно, уклончиво. В конце концов он заявил: «Видите ли, инспектор, я ведь могу и ошибаться». «Как это? – спросил я – Ведь алмазы либо пропали, либо не пропали». Он на это сказал: «Алмазы пропали, но может статься, что просто кто-то глупо пошутил». Я этого не понял. А он продолжал: «Насколько я могу судить, только два человека могли взять их ради шутки. Но если их взял другой, это кража... Я прошу вас, инспектор, прийти еще раз – через час, или, скажем, в четверть десятого. Тогда я буду в состоянии со всей определенностью сказать вам, обокрали меня или нет». Я пообещал ему заглянуть попозже и ушел.

 Полковник Джонсон удивленно посмотрел на Пуаро.

 – Странно, очень странно, не правда ли, Пуаро?

 – Разрешите узнать, какие выводы вы сами делаете из всего этого, инспектор? – спросил Пуаро.

 Сагден в задумчивости провел пальцем по щеке и осторожно сказал:

 – Мне пришло на ум многое, но одно, считаю, несомненно: никто не думал шутить, и алмазы действительно были украдены, однако старый господин еще не выяснил точно, кто мог быть преступником. Я предполагаю, что из двух персон, о которых он упоминал в этой связи, одна – из слуг, а вторая – из членов семьи.

 Пуаро согласно кивнул:

 – Tres bien! Это объясняло бы его странную позицию. Он хотел в это время, видно, поговорить кое с кем и сказать ему, что уже дал знать полиции, но может прекратить расследование, если камни будут немедленно возвращены.

 – А если бы виновный или виновная отказались? – спросил полковник Джонсон.

 – В этом случае он собирался передать все дело в руки полиции, сэр.

 – Но ведь он мог сделать это с самого начала, не устраивая предварительно тайной встречи с вами.

 – Нет, сэр, – горячо возразил инспектор. – Это выглядело бы как пустяковая угроза и было бы не столь убедительным. Виновный или виновная могли бы сказать себе: «Ведь старик же не позвонит в полицию! Пусть подозревает кого угодно, это его дело!» Но если старый господин мог сообщить ей или ему, что он уже поговорил с полицией, что инспектор только что ушел, и если б дворецкий подтвердил это, если бы вор его спросил, приходили ли из полиции, – вот тогда бы преступник убедился, что мистер Ли будет действовать решительно, и тогда он, вероятно, захотел бы вернуть алмазы.

 – Гм... да. Это не лишено резона, – проворчал полковник Джонсон. – Сагден, а вы имеете представление, кто бы это мог быть из членов семьи?

 – Нет, сэр.

 – Даже ни малейшего подозрения?

 – Нет, сэр.

 Джонсон покачал головой. Затем сказал недовольно:

 – Ну, хорошо, продолжайте.

 – Итак, точно в девять пятнадцать вечера я пришел снова. В тот момент, когда собирался позвонить, послышался крик, затем взволнованные голоса и беготня. Я позвонил несколько раз, а потом стал стучать. Это продолжалось минуты три, пока мне открыли. Слуга дрожал всем телом и выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок Он, заикаясь, пробормотал, что мистер Ли убит. Я побежал по лестнице наверх. Комната мистера Ли была в неописуемом состоянии. Там, совершенно очевидно, происходила ожесточенная борьба. Мистер Ли лежал перед камином, в котором горел огонь, с перерезанным горлом в луже крови.

 – Значит, самоубийство исключено? – резко спросил полковник полиции.

 – Исключено, сэр. Во-первых, – перевернутые стулья и столы, разбитые вазы и статуэтки, а во-вторых, – отсутствие какого бы то ни было ножа или бритвы, которым можно было бы совершить такое самоубийство.

 – Да, это убедительно. Кто-то был в комнате?

 – Почти вся семья, сэр. Они все вместе стояли там.

 Полковник Джонсон проницательно посмотрел на инспектора:

 – Есть какие-то подозрения, Сагден?

 – Это чертовски сложное дело, сэр, – задумчиво ответил инспектор – Все выглядит так, словно кто-то из них сотворил такое. Не могу себе представить, как кто-нибудь чужой проник в дом извне, совершил убийство и затем успел своевременно скрыться.

 – Окна были открыты или закрыты?

 – В комнате два окна, сэр. Одно было закрыто и заперто на задвижку. Другое приоткрыто на несколько сантиметров, но зафиксировано в таком положении специальным запором. Я сразу же попытался открыть его, но не смог, думаю, его не открывали уже несколько лет. Кроме того, стена дома совершенно гладкая, на ней нет никакого плюща, никаких вьющихся растений. Не думаю, чтобы кто-то смог бежать таким путем.

 – Сколько дверей в этой комнате?

 – Одна, и та была заперта изнутри. Когда обитатели дома услышали крик старого господина и взбежали наверх, им пришлось вначале выламывать дверь.

 – И что же?.. Кто был в комнате?

 Джонсон задал этот вопрос с напряженным интересом.

 – Никого, сэр. Никого, кроме старика, который был убит за пять минут до того.

 Полковник Джонсон секунду смотрел на Сагдена, не в состоянии вымолвить слова. Затем прорвался целый словесный поток:

 – Уж не хотите ли вы сказать, инспектор, что здесь произошел один из тех идиотских случаев, которые обычно происходят только в детективных романах, где кого-то в запертой комнате убивают с помощью каких-то сверхъестественных сил?

 Еле заметная улыбка заставила усы Сагдена дрогнуть.

 – Я думаю, что совсем уж так таинственно здесь дело не обстоит, сэр.

 – Значит, это самоубийство?! Это должно быть самоубийство!

 – А где же тогда орудие, инструмент, сэр?

 – А как же, по-вашему, ушел убийца? Через окно?

 Сагден покачал головой:

 – Нет, сэр, готов поклясться, что он не мог уйти через окно.

 – Но ведь дверь была закрыта изнутри? Инспектор кивнул. Он вынул из кармана ключ и положил его на стол.

 – На нем не было никаких отпечатков пальцев, – сообщил он. – Но посмотрите, пожалуйста, на него через лупу.

 Пуаро и полковник наклонились над ключом и внимательно исследовали его.

 – Бог мой! – воскликнул Джонсон. – Теперь я понимаю! Вот же легкие царапинки на бороздке ключа! Видите их, Пуаро?

 – Разумеется, я их вижу. Это означает, что ключ поворачивали снаружи, не правда ли? С помощью какого-то инструмента, который был вставлен в замочную скважину и смог захватить бороздку В иных случаях для этого достаточно пинцета.

 Инспектор кивнул.

 – И все это для того, чтобы смерть выглядела как самоубийство, – продолжал Пуаро, – когда дверь отопрут, а в комнате не будет никого.

 – Видимо, на это и был расчет, мистер Пуаро.

 Пуаро покачал головой:

 – А беспорядок в комнате? Убийца ведь прежде всего ликвидировал бы следы борьбы.

 – Для этого у него не оставалось времени, – пояснил инспектор Сагден. – Вот в чем вся соль – у него не было времени! Предположим, что он хотел застать врасплох старого господина. Это ему не удалось. Завязалась борьба – борьба, которую можно было слышать как раз в комнате этажом ниже. Более того: старый господин позвал на помощь. Все ринулись вверх по лестнице. Тут у убийцы действительно оставались считанные секунды на то, чтобы выскользнуть из комнаты и снаружи повернуть ключ в замке.

 – Это так, – согласился Пуаро. – Так вполне мог вести себя представляемый вами убийца. Но почему, почему, ради всего святого, он не оставил орудия убийства рядом с трупом? Там, где нет орудия, не может быть и речи о самоубийстве. Это была прямо-таки роковая ошибка.

 Инспектор Сагден ответил тривиально:

 – Преступник почти всегда допускает какую-то ошибку. Мы убеждаемся в этом снова и снова.

 Пуаро вздохнул. Затем проговорил тихо:

 – Но, несмотря на эту ошибку, он улизнул, этот преступник.

 – Я не думаю, что ему действительно удалось улизнуть.

 – Вы полагаете, что он все еще находится в этом доме?

 – Не знаю, где еще он мог бы находиться. Преступление произошло здесь, в доме.

 – И тем не менее, – любезным тоном повторил Пуаро, – он улизнул, потому что вы не знаете, кто он.

 Инспектор Сагден сказал твердо, но столь же вежливо:

 – У меня такое чувство, что мы очень скоро узнаем его. Мы еще никого не допрашивали.

 – Послушайте, Сагден, – вмешался в разговор Джонсон, – мне неясно одно – ведь кто бы ни повернул ключ в замке снаружи, он должен был точно знать, как это делается. Это значит, что у него, так сказать, имеется опыт взломщика, ведь специальные инструменты для таких дел приготовить не так-то легко.

 – Вы думаете, что это профессиональный взломщик, сэр?

 – Вот именно!

 – Да, действительно, выглядит так, – согласился Сагден. – Я тоже задавал себе вопрос, нет ли среди слуг профессионального вора. Это могло бы объяснить исчезновение алмазов, а убийство тогда было бы просто логическим следствием Но и эта теория имеет слабые места. Из восьми человек прислуги в этом доме шесть – женщины, причем пятеро из них работают в доме по четыре года и больше. Кроме них есть дворецкий и слуга. Дворецкий в семье уже почти сорок лет, – прямо рекорд, я бы сказал. Слуга тоже не со стороны, он сын садовника и вырос здесь. Я не знаю, как и где он мог бы научиться ремеслу взломщика. И, наконец, есть еще один слуга – личный камердинер старого господина. Он здесь относительно недавно, но в тот момент его не было в доме. Его и сейчас нет, впрочем, он ушел незадолго до восьми.

 – У вас есть список тех, кто в то время находился в доме?

 – Так точно, сэр Я спросил их имена у дворецкого. Он достал записную книжку.

 – Прочитать их вам, сэр?

 – Пожалуйста, Сагден.

 – Мистер Альфред и миссис Лидия Ли. Мистер Джордж Ли, депутат, и его жена. Мистер Гарри Ли. Мистер Дейвид и миссис Хильда Ли. Мисс, – тут инспектор сделал маленькую паузу, после которой взял с боем имя: – Пилар... – Еще одна мучительная трудная атака: – Эстравадос. Мистер Стивен Фарр. Затем прислуга: Эдвард Трессильян, дворецкий; Уолтер Чэмпион, слуга; Эмили Ривз, повариха; Квинни Джонс, судомойка, Глэдис Спент, первая горничная; Грейс Бест, вторая горничная; Беатрис Москомб, третья горничная; Джоан Кенч, домработница. Затем – Сидней Хорбюри, камердинер.

 – А где находились в момент убийства все члены семьи Ли?

 – Об этом я знаю только приблизительно Как уже говорил, я еще не успел никого допросить. По словам Трессильяна, господа были еще в столовой, а дамы уже перешли в гостиную. Трессильян готовил кофе. Он говорит, что как раз вернулся в комнатку рядом с кухней, когда наверху послышался шум, сразу же за которым раздался крик. После этого он вместе с другими побежал по лестнице.

 – Кто из членов семьи живет в этом доме постоянно, а кто приехал в гости? – спросил полковник Джонсон.

 – Мистер Альфред и миссис Лидия Ли живут здесь постоянно. Все остальные приехали в гости.

 – Где они сейчас!

 – Я попросил их оставаться в гостиной, пока не буду готов взять у них показания.

 – Хорошо. Тогда, пожалуй, мы сейчас поднимемся наверх и осмотрим место преступления.

 Когда они вошли в комнату, в которой произошло убийство, полковник даже присвистнул сквозь зубы.

 – Да, довольно скверная картина.

 Некоторое время он стоял, окидывая взором перевернутые стулья, осколки стекла и забрызганные кровью обломки мебели. Сухощавый пожилой человек, который до этого стоял на корточках возле трупа, поднялся и кивнул.

 – Добрый вечер, Джонсон, – сказал он. – Как тебе нравится эта бойня, а? Милая картина?

 – Да уж, можно сказать! Каково ваше заключение, доктор?

 Врач пожал плечами.

 – Выступая как эксперт в суде, я изъясняюсь исключительно научными терминами, но вам скажу попросту: ясное дело – глотка перерезана, как у свиньи. Не прошло и нескольких минут, как наступила смерть от потери крови. Не найдено никакого орудия, которым перерезана глотка.

 Пуаро подошел к окнам. Как и сказал инспектор, одно из них было закрыто и заперто на задвижку. Другое было приоткрыто на несколько сантиметров, но зафиксировано в этом положении мощным запором.

 – Дворецкий утверждает, что это окно не закрывалось совсем, даже в самую сильную непогоду, – пояснил Сагден. – На тот случай, если будет ветер с дождем и будут залетать капли, внизу постелен линолеум, хотя крыша сильно выступает и хорошо защищает от любой непогоды.

 Пуаро кивнул. Он снова подошел к трупу и посмотрел сверху на старика.

 Десны, в которых не было ни кровинки, оттянули губы и были обнажены, так что казалось – Симеон Ли скалит зубы. Пальцы были скрючены, как птичьи когти.

 – Кажется, он не был сильным человеком, – сказал Пуаро.

 – Ну, как сказать, зато был очень вынослив, – возразил врач. – Он перенес несколько таких болезней, которые многих свели бы в могилу.

 – Я не в том смысле. Я хочу сказать, что он не был очень уж силен физически.

 – Это так, разумеется. Строение тела довольно субтильное.

 Пуаро повернулся и наклонился над перевернутым креслом красного дерева, внимательно рассматривая его. Рядом стоял стол красного дерева, на котором валялись осколки большой фарфоровой лампы. Два стула поменьше были тоже опрокинуты, вокруг – осколки разбитой бутылки и двух бокалов, чуть подальше – неразбившееся при падении стеклянное пресс-папье, книги, расколотая японская ваза и бронзовая статуэтка, изображающая обнаженную девушку.

 Пуаро склонился над всеми этими свидетельствами ожесточенной борьбы, ни к чему не притрагиваясь. Брови его удивленно поползли вверх.

 Полковник полиции обратил на это внимание.

 – Заметили что-то странное, Пуаро? Эркюль Пуаро вздохнул.

 – Такой хилый старик... и такой разгром кругом, – пробормотал он.

 Джонсон посмотрел на него с удивлением. Затем спросил инспектора:

 – Есть отпечатки пальцев?

 – Много, сэр, повсюду в комнате.

 – А на сейфе?

 – Только отпечатки пальцев старого господина. Джонсон повернулся к врачу.

 – Что вы можете сказать о пятнах крови? Тот, кто убил его, обязательно должен был запачкаться кровью или нет?

 – Не обязательно, – ответил, поколебавшись, врач. – Кровотечение было почти исключительно из шейной вены, а она пульсирует не так сильно, как артерия.

 Пуаро вдруг заметил:

 – А потому такое количество крови просто удивительно, даже очень удивительно.

 – Вы можете сделать из этого... хм... какие-то выводы? – скромно и с большим уважением спросил Сагден.

 Пуаро посмотрел на него и грустно покачал головой:

 – Так, кое-что... Необычайная сила, энергия...

 Он смолк и долго думал, прежде чем заговорил снова.

 – Да, вот что я хочу сказать, – жестокое насилие! И потом эта кровь... Здесь – как бы это получше выразиться – слишком много крови! Чересчур много! Кровь на стульях, на столе, на ковре... Что это – кровавый суд? Кровавая жертва? Мы не знаем этого. Быть может... Этот хилый старик такой худой, весь сморщенный и высохший... и все же в нем оказалось так много крови...

 Он смолк. Сагден, смотревший на него большими изумленными глазами, шепнул почти благоговейно:

 – Странно... точно так сказала и она тоже – эта дама...

 – Какая дама? – резко спросил Пуаро. – Что она сказала?

 – Миссис Ли, миссис Лидия Ли. Она стояла там в дверях и пробормотала это вполголоса. Я не знаю, что она имела в виду.

 – Что она пробормотала?

 – Что-то насчет того, что никто не подумал бы, как много еще крови в этом старике...

 – Кто бы мог подумать, что в старике было еще так много крови?.. – тихо процитировал Пуаро. – Это слова леди Макбет. Странно, что она это сказала...

 Альфред Ли и его жена вошли в маленький кабинет, где ждали Пуаро, Сагден и шеф-инспектор. Полковник Джонсон вышел к ним навстречу.

 – Добрый вечер, мистер Ли. Мы еще никогда не встречались, но вы, вероятно, знаете, что я – начальник полиции графства. Мое имя Джонсон. Не могу и передать вам, как сильно потрясло меня произошедшее здесь.

 Альфред, карие глаза которого были похожи на глаза печальной собаки, сказал осипшим голосом:

 – Благодарю вас. Это ужасно! Ужасно... Моя жена. Голос Лидии прозвучал спокойно:

 – Это шокировало моего мужа. Нас всех тоже, конечно, но его особенно.

 Она положила руку на плечо Альфреда.

 – Пожалуйста, садитесь, миссис Ли, – предложил Джонсон. – Позвольте представить вам мсье Эркюля Пуаро.

 Пуаро поклонился. Его глаза с интересом смотрели то на одного из супругов, то на другого.

 Лидия мягко надавила на плечо Альфреда, усаживая его на стул.

 – Садись, Альфред! Альфред безмолвно повиновался.

 – Эркюль Пуаро?.. Кто-кто? Он наморщил лоб.

 – Полковник Джонсон хочет о многом расспросить тебя, Альфред, – сказала Лидия спокойно.

 Шеф-инспектор бросил на нее восхищенный взгляд. Он был счастлив, что миссис Лидия Ли оказалась разумной, сохраняющей самообладание женщиной.

 – Да, конечно... конечно, разумеется, – пробормотал Альфред.

 «Да уж, шок совершенно доконал его, – подумал Джонсон. – Надо надеяться, что он сможет взять себя в руки». А вслух Джонсон сказал:

 – Вот у меня тут список с именами всех, кто был сегодня вечером в доме. Вы сможете подтвердить мне, что он верен, мистер Ли?

 Он дал знак Сагдену, и тот снова достал свою записную книжку и зачитал все имена.

 Деловитость, с которой все происходило, казалось, успокоила Альфреда Ли. Он вновь обрел самообладание, и взгляд его уже не напоминал взгляда затравленного зверя. Когда Сагден кончил, он согласно кивнул:

 – Список верен.

 – Не смогли бы вы более подробно описать ваших гостей? Видимо, супружеские пары Джордж и Магдалена Ли, а также Дейвид и Хильда Ли – ваши родственники?

 – Да, это мои младшие братья и их жены.

 – Они только в гостях здесь?

 – Да, они приехали на рождественские праздники.

 – Мистер Гарри Ли тоже ваш брат?

 – Да.

 – А двое других гостей? Мисс Эстравадос и мистер Фарр?

 – Мисс Эстравадос – моя племянница. Мистер Фарр – сын бывшего делового партнера моего отца в Южной Африке.

 – Значит, старый друг?

 – Нет, мы познакомились с ним накануне, – вставила Лидия.

 – Вот как? Но вы ведь пригласили его на Рождество?

 Альфред заколебался и беспомощно посмотрел на Лидию. Она ответила на вопрос ясно и спокойно.

 – Мистер Фарр совершенно неожиданно появился здесь вчера. Он случайно оказался в округе и захотел нанести визит моему свекру. Когда тот узнал, что это сын его старого друга и делового партнера, он настоял на том, чтобы мистер Фарр провел Рождество с нами.

 – Понимаю. Так, значит, с семьей теперь все, перейдем к прислуге. Миссис Ли, вы доверяете всему вашему персоналу?

 Лидия подумала некоторое время, прежде чем ответить.

 – Да. Я уверена, что все они полностью заслуживают доверия. Большинство из них уже на протяжении нескольких лет в доме, а Трессильян, старый дворецкий, даже с тех пор, когда мой муж был ребенком Единственные, кто здесь недавно, – Джоан, домработница, и личный камердинер моего свекра, который ухаживал за ним.

 – И что вы думаете об этих двоих?

 – Джоан не слишком-то умна Это самое плохое, что можно сказать о ней. Хорбюри я, собственно, совсем не знаю Он тут чуть больше года. С работой он, кажется, справлялся хорошо, потому что мой свекор был им весьма доволен.

 – Но вы, мадам, не разделяли этого мнения? – стремительно спросил Пуаро.

 Лидия пожала плечами:

 – Я не имела с Хорбюри никаких дел.

 – Но ведь вы все-таки хозяйка в этом доме, мадам, и распоряжаетесь всеми слугами.

 – Это так, но Хорбюри обслуживал исключительно моего свекра и никоим образом не подчинялся мне.

 – Вот как?

 Полковник Джонсон проявил легкое нетерпение.

 – Ну, перейдем к событиям сегодняшнего вечера. Я боюсь, что это причинит вам боль, мистер Ли, но прошу вас изложить мне точно события, которые произошли здесь.

 Альфред молча кивнул.

 – Когда, например, вы видели своего отца в последний раз? – быстро спросил Джонсон.

 Лицо Альфреда болезненно исказилось, и он ответил очень тихо:

 – После чая. Я был у него недолго. Затем пожелал ему спокойной ночи и оставил его... Как поздно это было?.. Примерно без четверти шесть.

 – Вы пожелали ему спокойной ночи? – спросил Пуаро. – Значит, вы предполагали, что уже больше не увидите отца этим вечером?

 – Да. Отец легко пообедал, а ужин ему накрывали в его комнате в семь часов. Сразу после этого он обычно ложился; иногда он еще немножко сидел в своем кресле, но не желал видеть никого из семьи в это время, если не посылал за кем-то специально.

 – Он часто так поступал?

 – Бывало, если хотел.

 – Но это не было регулярным?

 – Нет.

 – Пожалуйста, продолжайте, мистер Ли.

 – Мы ужинали в восемь часов. Ужин закончился, и моя жена и другие дамы перешли в гостиную.

 Голос его задрожал, а глаза на бледном лице снова обрели затравленное выражение.

 – Мы остались сидеть за столом... Вдруг услышали наверху ужасный шум. Падение стульев, треск дерева, звон стекла и фарфора, и потом – о боже! – Он содрогнулся. – Я и сейчас еще слышу, как закричал мой отец! Ужасный, протяжный крик, крик человека, заглянувшего в лицо смерти...

 Он закрыл лицо трясущимися руками. Лидия погладила его по руке, пытаясь успокоить. Полковник Джонсон осторожно спросил:

 – А потом?

 – Я думаю, примерно секунду мы сидели, словно парализованные, – сказал Альфред, задыхаясь. – Но потом все подскочили, выбежали из двери и поспешили по лестнице к комнате отца. Дверь была закрыта. Мы не могли попасть вовнутрь. Только всем вместе удалось ее взломать. И когда мы вошли в комнату, мы увидели...

 Голос его стих.

 – Достаточно, мистер Ли, – быстро сказал Джонсон. – Пожалуйста, вернемся еще на несколько секунд раньше, то есть к тому моменту, когда вы еще сидели в столовой. Кто был там с вами, когда раздался крик?

 – Кто? Ну, мы все!... Нет, постойте... Мой брат был со мной, мой брат Гарри.

 – И больше никого?

 – Нет.

 – А где же были остальные мужчины? Альфред наморщил лоб и старался вспомнить:

 – Где они были? Все, кажется, было так давно... Как будто несколько лет прошло!... Как же все было? Да, правильно, Джордж пошел звонить по телефону. Мы начали обсуждать семейные дела, и мистер Фарр сказал, что не хочет нам мешать, и очень вежливо и тактично откланялся.

 – А ваш брат Дейвид?

 – Дейвид? А разве его не было с нами? Нет, конечно же, не было! Я и в самом деле не знаю, когда он вышел из комнаты.

 – Вы, значит, обсуждали семейные дела? – задал вопрос Пуаро.

 – Д-да, конечно.

 – Это значит, что вы беседовали при этом только с одним из членов вашей семьи!

 – Что вы хотите этим сказать? – поспешила спросить Лидия.

 Пуаро почти резко обернулся к ней:

 – Мадам, ваш муж говорит, что мистер Фарр удалился, потому что должны были обсуждаться семейные дела. Однако это не семейный совет, поскольку не присутствовали ни мистер Дейвид, ни мистер Джордж. Стало быть, это была беседа только между двумя членами семьи, не так ли?

 – Мой деверь Гарри на протяжении многих лет не появлялся в доме. Поэтому нет ничего неестественного в том, что ему и моему мужу нашлось о чем поговорить.

 – Ах, я понимаю! Вот оно как.

 Она бросила на него быстрый взгляд и опустила глаза.

 – Ну, это же ясно, – констатировал Джонсон. – Вы заметили, кроме вас бежал ли еще кто-нибудь по лестнице к комнате вашего отца?

 – Я... я не знаю. Думаю, что да. Мы все прибежали из разных мест. Но я тогда ничего не заметил точно – от волнения. Такой ужасный крик...

 Полковник Джонсон быстро перешел к другой теме.

 – Спасибо, мистер Ли. Тут есть еще один момент если я правильно осведомлен, ваш отец владел несколькими очень ценными алмазами.

 Альфред удивленно посмотрел на него:

 – Да, это верно.

 – Где он обычно хранил их?

 – В сейфе в своей комнате.

 – Вы можете мне описать эти камни?

 – Это были необработанные алмазы, то есть неотшлифованные камни.

 – Почему отец хранил их в своей комнате?

 – Это был его «пунктик». Он привез эти камни из Южной Африки. Не для того, чтобы отдать их шлифовать, а просто чтобы владеть ими. Своего рода хобби, я бы сказал.

 – Понимаю, – проговорил Джонсон, но по тону, каким это было произнесено, чувствовалось, что он не понял совершенно ничего. – И что же, эти камни были очень дорогими?

 – Отец оценивал их примерно в десять тысяч фунтов.

 – Значит, они были необычайно дорогими! Странная идея – хранить их в спальне.

 И снова в разговор вмешалась Лидия:

 – Мой свекор был человеком в некотором отношении странным, полковник Джонсон. Его взгляды и мысли часто расходились с общепринятыми. Он любил касаться этих камней, перебирать их.

 – Наверное, они напоминали ему о прошлом, – вставил Пуаро.

 Она с уважением посмотрела на него:

 – Да, вероятно, напоминали.

 – Эти алмазы были застрахованы? – спросил Джонсон.

 – Думаю, что нет.

 Джонсон подался вперед и спросил спокойно:

 – Вы знаете, мистер Ли, что эти камни были украдены?

 – Что? – Альфред уставился на него.

 – Ваш отец не говорил вам о том, что они исчезли?

 – Ни слова не сказал!

 – Вы, значит, не знали, что он пригласил инспектора Сагдена, чтобы сообщить о пропаже?

 – Я не имел ни малейшего представления об этом! Шеф-инспектор перевел взгляд на Лидию:

 – А вы, миссис Ли?

 Лидия покачала головой:

 – Я тоже об этом ничего не знала.

 – Вы, стало быть, оба думали, что камни все еще находятся в сейфе?

 – Да.

 После некоторого колебания она спросила:

 – Он был убит из-за этого? Из-за камней?

 – Выяснить это – как раз наша задача, – ответил полковник Джонсон. – Вы не догадываетесь, миссис Ли, кто из всех обитателей дома мог бы совершить такую кражу?

 – Нет, совершенно определенно – нет! Думаю, что все слуги – честные люди. Кроме того, им крайне трудно каким-то образом получить доступ к этому сейфу. Мой свекор никогда не покидал своей комнаты. Он уже не спускался по лестнице вниз.

 – А кто убирал его комнату?

 – Хорбюри. Он заправлял постель и вытирал пыль. Вторая горничная занималась только камином, растапливала его по утрам, а все остальное делал Хорбюри.

 – Значит, именно Хорбюри и было легче всего открыть сейф? – спросил Пуаро.

 – Да.

 – Вы думаете, это он украл алмазы?

 – Возможно. Вероятно... У него были наилучшие возможности для этого. Ах! Я уже не знаю, что и думать!

 Полковник Джонсон не дал увести себя в сторону.

 – Ваш муж только что описал нам события этого вечера. Не смогли бы вы сделать то же, миссис Ли? Когда вы в последний раз видели своего свекра?

 – Мы все были сегодня после обеда перед чаем в его комнате. Тогда я и видела его в последний раз.

 – Вы больше не заходили – пожелать ему спокойной ночи?

 – Нет.

 – А обычно вы еще заходили к нему вечером, чтобы пожелать спокойной ночи? – спросил Пуаро.

 – Нет, – резко ответила Лидия. Шеф-инспектор продолжил расспросы:

 – Где вы были, когда произошло преступление?

 – В гостиной.

 – Вы слышали шум борьбы?

 Мне кажется, что я услышала, как упало что-то тяжелое. Комната свекра находится над столовой, а не над гостиной. Так что звуки в гостиной не очень слышны.

 – Но крик вы слышали тоже? Лидия содрогнулась.

 – Да, я слышала крик! Это было ужасно, – как будто душа испустила вопль, корчась на огне в чистилище. Я сразу же поняла, что случилось что-то ужасное. Я побежала наверх следом за моим мужем и Гарри.

 – Кто в этот момент, кроме вас, находился в гостиной?

 Лидия задумалась:

 – Это... этого я действительно не знаю. Дейвид был в комнате рядом и играл Мендельсона... Я думаю, Хильда подошла к нему...

 – А две другие дамы?

 – Магдалена звонила по телефону, – медленно ответила Лидия, – но не могу вспомнить, вернулась она после этого или нет. А где была Пилар, я тоже не знаю.

 – Вы, значит, были в гостиной практически в одиночестве, – мягко констатировал Пуаро.

 – Да, вероятно.

 – Ну, а теперь перейдем к алмазам, – сказал Джонсон. – Это дело мы должны изучить особенно тщательно. Вы разбираетесь в замке сейфа вашего свекра, миссис Ли? Там надо набирать комбинацию из букв. Кажется, это довольно старомодная модель.

 – Слово, которое надо было набирать, записано у него в маленькой записной книжечке, он всегда носил ее в кармане своего шлафрока.

 – Хорошо. Мы сейчас проверим Но, вероятно, нам следует вначале допросить остальных членов семьи, чтобы дамы могли отправиться спать.

 Лидия тотчас же поднялась.

 – Пойдем, Альфред. – И, обращаясь к остальным мужчинам, сказала: – Я пришлю их к вам.

 – Присылайте одного за другим, миссис Ли, если я смею вас просить об этом.

 – Разумеется.

 Она подошла к двери. Альфред последовал за ней И вдруг он резко повернулся. – Ну, конечно же! – воскликнул он и быстро подошел к Пуаро. – Ведь вы – Эркюль Пуаро! Где только витают мои мысли! Как я сразу не понял этого?!

 Он говорил быстро, тихим, взволнованным голосом.

 – Вас послало мне само небо! Вы должны выяснить истину, мсье Пуаро! Не считайтесь с расходами, я все возмещу. Но только выясните истину! Мой бедный отец! Убит! С такой жестокостью кем-то убит! Вы должны найти преступника, мистер Пуаро! Мой отец должен быть отомщен!

 Пуаро ответил:

 – Заверяю вас, мсье Ли, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь полковнику Джонсону и инспектору Сагдену.

 – Но я хотел бы, чтобы вы работали по моему поручению! – взволнованно воскликнул Альфред. – Мой отец должен быть отомщен!

 Он задрожал. Лидия вернулась и взяла его под руку:

 – Пойдем, Альфред. Нам сейчас надо позвать всех остальных.

 Она пристально посмотрела в глаза Пуаро, но эти глаза умели сохранять тайну. Пуаро ответил ей спокойным взглядом. Он тихо сказал;

 – Кто бы мог подумать, что в старике было... Она перебила его:

 – Нет! Не говорите этого!

 – Это вы сказали, мадам, – мягко напомнил Пуаро.

 – Да, я знаю, – шепнула она. – Я вспомнила это... Это было... так жестоко.

 И они с мужем торопливо покинули комнату.

 ***

 Джордж Ли был серьезен и холодно-корректен.

 – Ужасное дело, – сказал он и покачал головой. – Совершенно ужасное дело. Я могу думать только, что это... гм... сотворил какой-то безумец.

 Полковник Джонсон вежливо выслушал его.

 – Вот как, значит, вы полагаете?

 – Да, конечно. Какой-то кровожадный сумасшедший, маньяк. Наверно, сбежал откуда-то из сумасшедшего дома в окрестностях.

 – И как же, по-вашему, этот сумасшедший смог проникнуть в дом, мистер Ли? – спросил инспектор Сагден.

 Джордж покачал головой.

 – Это дело полиции – выяснить, как, – заметил он холодно.

 – Мы сразу же обошли весь дом вокруг ревностно парировал Сагден. – Все окна были закрыты и заперты на задвижки. Боковой выход и задняя дверь были заперты. Никто не мог войти также и через дверь кухни, не будучи замечен персоналом.

 – Но ведь это же абсурд какой-то, – воскликнул Джордж Ли – Может, вы еще скажете, что мой отец вовсе не был убит?!

 – Нет, он был убит, в этом нет никакого сомнения, – спокойно ответил Сагден.

 Полковник Джонсон откашлялся и взял нить разговора в свои руки:

 – Где вы были в момент убийства, мистер Ли?

 – В столовой. Это было вскоре после ужина. Впрочем, нет. Мне кажется, я был в этой комнате. Я как раз заканчивал здесь телефонный разговор.

 – Вы разговаривали по телефону?

 – Да, мне надо было сообщить кое-что срочное сотруднику по консервативной партии в Вестеринхэме.

 – И после того, как закончили говорить, вы услышали крик?

 Джордж Ли слегка вздрогнул от воспоминаний:

 – Да, это ужасно. Он пробрал меня до мозга костей. А потом захлебнулся, как будто сдавили глотку...

 Он достал носовой платок и вытер лоб, блестевший от пота.

 – Ужасное дело, – пробормотал он.

 – А потом вы, значит, побежали по лестнице наверх?

 – Да.

 – При этом вы видели своих братьев, мистера Альфреда и мистера Гарри?

 – Нет. Они, должно быть, пробежали наверх до меня.

 – Когда вы в последний раз говорили со своим ОТЦОМ?

 – Сегодня после обеда. Мы все были у него.

 – После этого вы его больше не видели?

 – Нет. Полковник помолчал, а потом спросил:

 – Знали ли вы что ваш отец хранил в сейфе в своей спальне несколько ценных нешлифованных алмазов?

 Джордж кивнул.

 – Это была в высшей степени глупая затея, сказал он высокопарно. – Об этом я ему постоянно говорил. Его могли убить из-за каких-то камней, говорил я... то есть я подозревал... я хотел сказать.

 Полковник Джонсон перебил его:

 – А вы знаете, что эти алмазы исчезли? Джордж замер с открытым ртом. Его большие навыкате глаза вылезли из орбит.

 – Так, значит, он и в самом деле был убит из-за этих камней?..

 Шеф-инспектор ответил ему медленно и с расстановкой:

 – Он обнаружил пропажу и за несколько часов до своей смерти сообщил полиции.

 – Да, но... Тогда я не понимаю, – заикаясь, проговорил Джордж.

 Эркюль Пуаро сказал ему дружелюбно:

 – Мы тоже, мы тоже не понимаем.

 ***

 Гарри Ли вошел какой-то возбужденный. Пуаро рассматривал его, наморщив лоб. Ведь он уже где-то видел этого человека! Он пристально рассматривал его: узкий длинный нос, заносчиво посаженная голова, слегка откинутая назад, волевой подбородок. Он отметил, что, несмотря на заметную разницу в росте и размерах фигуры, Гарри Ли был очень похож на своего отца. Он заметил и еще кое-что, а именно то, что Гарри, хоть и вошел с независимым видом, нервничал. Он пытался скрыть это за наигранным спокойствием и уверенностью, но Пуаро почувствовал страх, который его переполнял.

 – Ну, господа мои, чем могу быть полезен?

 – Вы очень обяжете нас, – ответил Джонсон, – если сможете помочь нам прояснить события сегодняшнего вечера.

 Гарри оживленно покачал головой:

 – Я, к сожалению, почти ничего не знаю. Вся эта история довольно отвратительная и произошла так неожиданно.

 – Вы только недавно вернулись из-за границы, не правда ли, мсье Ли? – спросил Пуаро.

 – Да, неделю назад сошел на берег в Лондоне.

 – Как долго вы отсутствовали?

 Гарри Ли выдвинул подбородок вперед и засмеялся:

 – Лучше уж я расскажу все сам, а то вам непременно расскажет кто-нибудь другой! Я – блудный сын, господа мои. Скоро будет двадцать лет с тех пор, как я покинул этот дом.

 – А сейчас, однако, вы вернулись. Не могли бы вы сказать нам – почему? – спросил Пуаро.

 С той же развязностью Гарри ответил:

 – Это все равно как в старой доброй притче: виноградные выжимки, которые едят свиньи или, наоборот, не едят, – я уже не помню, как там, забыл. В общем, мне надоело питаться ими. Тогда я подумал, что откормленный телец, которого закалывают в честь возвращения блудного сына, приятно разнообразит мое меню. Почти одновременно я получил письмо от отца, в котором он просил меня вернуться домой. Я повиновался его приказу, и вот я здесь. Это все.

 – Вы надолго приехали сюда?

 – Я навсегда вернулся домой, – лаконично сказал Гарри Ли.

 – Ваш отец согласился на это?

 – Старик был необычайно рад.

 Гарри снова с удовольствием засмеялся, вокруг его глаз образовались морщинки.

 – Жизнь с Альфредом была ужасно скучной для него! Альфред безнадежно нудный мальчуган. Конечно, он очень почтительный, но с ним нельзя поболтать по душам. А мой отец, наоборот, в молодые годы был перекати поле, поэтому я ему больше по сердцу.

 – А ваш брат и его жена – они обрадовались тому, что будут жить с вами в одном доме?

 Этот вопрос Эркюль Пуаро задал, слегка подняв бровь.

 – Альфред? Альфред был в неистовстве! Как прореагировала Лидия, я не знаю. Наверное, она тоже была обижена за Альфреда. Но мы великолепно поймем друг друга. Лидия мне нравится. Это я должен был жениться на ней! Но Альфред – это, конечно, большое сокровище!

 Он громко засмеялся:

 – Альфред с незапамятных времен завидует мне и ревнует к отцу. Он всегда был послушным, покладистым, идеальным сыном. И что же он получил за это в конце концов? То, что постоянно получает самый послушный в семье, – пинок под зад! Поверьте мне, господа мои, добродетель себя не окупает. Он оглядел своих слушателей.

 – Надеюсь, вас не шокирует моя откровенность? Но все это – чистая правда. Ведь вы же рано или поздно вытащите на свет божий все грязное белье семейства Ли. Стало быть, я могу первым выставить здесь на обозрение свое нутро. Я особенно отчаиваюсь по поводу смерти отца. В конце концов, я его не видел с тех пор, когда был совсем пареньком. Как бы то ни было, он был моим отцом, а сейчас он убит. Мой долг – позаботиться о том, чтобы его смерть была отомщена.

 Он погладил себя по щеке:

 – Мы семья, членам которой свойственна мстительность. Ни один из семейства Ли ничего легко не забывает. Я хочу быть уверенным, что убийца моего отца будет пойман и повешен!

 – Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал Сагден.

 – Если бы вы не занимались этим в силу своего долга, мне пришлось бы взять дело расплаты в свои руки, – резко ответил Гарри Ли.

 – Вы кого-нибудь подозреваете, мистер Ли? – быстро спросил полковник Джонсон.

 Гарри покачал головой.

 – Нет, – ответил он медленно, – нет, подозрений у меня нет. Знаете, это было для меня ударом. Я долго размышлял – мне кажется, речь не может идти о преступнике со стороны...

 – Ага, – кивнул тут Сагден.

 – ... И если я не ошибаюсь, то убил его один из нынешних обитателей этого дома. Но кто, черт возьми?! Кто-то из слуг? Явно нет! Трессильян здесь с незапамятных времен. Слуга-полуидиот? Едва ли. Хорбюри? Это хладнокровный тип, но Трессильян сказал мне, что он отправился в кино. И кто у нас останется тогда? Если исключить Стивена Фарра, а зачем, собственно, Фарру приезжать из Южной Африки, чтобы убить кого-то совершенно чужого и незнакомого ему? – так вот, если исключить Стивена Фарра, тогда остаются только члены нашей семьи, и в таком разе я ни за что на свете не могу себе представить, кто мог бы это сделать! Альфред? Он боготворил нашего отца. Джордж? Чересчур труслив для этого. Дейвид? Нет,

 Дейвид с самого детства был мечтателем. Он упадет в обморок, если порежет себе палец до крови. А женщины? Ни одна из них не пошла бы перерезать старику глотку. Кто же это сделал? Будь я проклят, если я знаю.

 Полковник Джонсон откашлялся – это была своего рода профессиональная привычка – и задал свой традиционный вопрос:

 – Когда вы видели своего отца в последний раз? – После чая. Он тогда как раз спорил с Альфредом относительно вашего преданного слуги. У старика была какая-то нездоровая тяга к скандалам. Он страшно любил злить окружающих. Мне кажется, что он только поэтому держал в секрете от остальных мой приезд. Он хотел посмотреть, как вытянутся их лица, когда я вдруг объявлюсь здесь. И только поэтому же он завел разговор о том, что собирается изменить завещание.

 Пуаро поднял голову и проговорил:

 – Ваш отец, значит, упоминал о своем завещании?

 – Да. В присутствии нас всех. И при этом наблюдал за нами, прямо как кошка, которая подкарауливает мышь, чтобы увидеть реакцию. Он позвонил своему адвокату и попросил его приехать после Рождества по этому делу.

 – И какие же изменения он собирался внести? Гарри Ли усмехнулся:

 – Этого он нам не сказал, старый лис. Я предполагаю, или лучше скажем так – я надеюсь, что он хотел изменить его в пользу вашего покорного слуги. Я думаю, что был вычеркнут из всех ранее существовавших завещаний, а сейчас он собирался снова включить меня туда Чертовски скверно для всех остальных! И Пилар, которую он очень полюбил, наверняка должна была тоже что-то получить. Вы уже ее видели? Моя испанская племянница, очаровательное создание, со свойственными ей теплотой великолепного юга и всей его жестокостью. Я хотел бы быть ей не просто дядей!

 – Ваш отец полюбил ее? Гарри кивнул:

 – Она знала, как обращаться со стариком. Часто просиживала рядышком с ним. Держу пари, она знала, чего этим добивается' Ну, теперь он мертв. И никакое завещание уже нельзя будет изменить в пользу Пилар, и в мою тоже, к несчастью!

 Он секунду подумал о чем-то, а затем продолжил изменившимся голосом:

 – Но я отвлекся от темы. Вы спрашивали меня, когда я видел отца в последний раз. Я сказал, что после чая, в самом начале седьмого. Старик был очень довольным, хотя и слегка усталым. Я скоро ушел и оставил его наедине с Хорбюри И после этого я его больше не видел.

 – Где вы были, когда произошло убийство?

 – В столовой, с братом Альфредом, у нас как раз в самом разгаре был довольно острый разговор, когда мы услышали шум наверху. Он был таким, как будто там боролась по крайней мере дюжина здоровых мужчин, а потом закричал бедный старый отец. Визг был такой, словно режут свинью. От этого крика Альфреда, кажется, парализовало. Он так и остался сидеть как прикованный. Я потормошил его, чтобы он пришел в себя, и побежал с ним вверх по лестнице. Дверь в комнату отца была заперта, нам пришлось ее взламывать. Довольно нелегкое занятие. Как, черт подери, эта дверь вообще оказалась закрытой? В комнате никого не было, кроме отца, и я готов съесть свою шляпу на спор, если кому-то удалось уйти через окно!

 – Дверь закрыли снаружи, – сказал Сагден.

 – Что?

 Гарри уставился на него.

 – Я могу поклясться, что ключ торчал в двери.

 – Значит, вы заметили это, – пробормотал Пуаро Гарри Ли с вызовом посмотрел на него.

 – Да, я кое-что замечаю. Так уж я привык! – Затем он перевел взгляд на полицейских. – Вы еще хотите о чем-то спросить меня, господа?

 Джонсон покачал головой:

 – Спасибо, мистер Ли, в данный момент – нет Пригласите, пожалуйста, следующего члена семьи.

 – Конечно.

 Гарри покинул комнату, не оборачиваясь.

 – Какого вы мнения о нем? – спросил Джонсон своего подчиненного.

 Инспектор только пожал плечами.

 – Он чего-то боится. Я спрашиваю себя, чего?

 ***

 Магдалена Ли эффектно задержалась на пороге, чтобы провести тонкой длинной рукой по платиновым волосам. Платье из зеленого бархата облегало ее, еще более подчеркивая стройную фигуру. Она была очень молода и выглядела немного испуганной.

 Трое мужчин долго не могли оторвать от нее своих взглядов. Глаза Джонсона, который был просто потрясен, выражали восхищение, тогда как в глазах Сагдена преобладало желание побыстрее продолжить работу. Что же касается Эркюля Пуаро, то его лицо так и светилось, выражая признание достоинств. Это Магдалена тотчас же заметила. Но признание это относилось не столько к ее красоте, сколько к умению искусно воздействовать ею, которое она и продемонстрировала.

 «Прекрасная фигурка у этой малышки. Но у нее слишком жесткий взгляд», – подумал Эркюль Пуаро.

 Полковник Джонсон подумал: «Чертовски хорошо выглядит эта девчонка. Джорджу, видно, нелегко приходится, если он еще не научился обходиться с нею. Она знает, что привлекает мужчин».

 Инспектор Сагден подумал: «Какая пустышка, и глупа, наверное. Надеюсь, мы не будем с ней долго возиться».

 – Пожалуйста, садитесь, миссис... Магдалена Ли? Она села с теплой благодарной улыбкой, которая выражала примерно следующее: вы правда полицейский? Но, в конце концов, тоже мужчина. И значит, вовсе не такой страшный.

 Отчасти эта улыбка предназначалась и Пуаро, ведь иностранцы ведут себя с женщинами так по-рыцарски. На инспектора Сагдена она, кажется, не обратила никакого внимания. В очаровательном порыве отчаяния она заломила руки и произнесла:

 – Это все так ужасно! Я боюсь.

 – Ну-ну, миссис Ли, – сказал Джонсон коротко и вполне дружелюбно. – Конечно, это был шок для всех вас, но теперь уже все позади. Мы хотели бы услышать ваш рассказ о том, что тут происходило сегодня вечером.

 – Я ничего не знаю, – пробормотала она, – действительно ничего.

 Глаза шеф-инспектора вдруг сузились.

 – Нет, ну конечно, нет, – проговорил он медленно.

 – Мы приехали только вчера, Джордж заставил меня праздновать Рождество здесь. Лучше бы он этого не делал. Я уверена, что никогда не забуду всего этого... Я почти не знаю семью Джорджа. Мистера Симеона Ли я видела только один или два раза – на нашей свадьбе и еще раз позже. Альфреда и Лидию знаю чуть лучше. Но, в сущности, все они мне чужие.

 Вновь взгляд расширенных от испуга детских глаз, и вновь Эркюль Пуаро посмотрел на нее с восхищением. «Она неплохо играет комедию, малышка...», – подумал он.

 – Разумеется, разумеется, только скажите, когда вы в последний раз видели своего свекра, я имею в виду – живым.

 – Сегодня после обеда. Это было ужасно!

 – Ужасно? Почему?

 – Все были такие злые. Нет, Джордж – нет! Про него отец ничего не сказал... Зато все другие – да.

 – Что же произошло?

 – Ну, когда мы все поднялись, – он посылал за нами, – он говорил по телефону с адвокатом о завещании. И потом он сказал Альфреду, что тот выглядит таким прибитым жизнью. Это было, Определенно, только из-за того, что вернулся Гарри. Это так разозлило Альфреда. Знаете, Гарри когда-то сделал что-то ужасное! А потом он говорил о своей жене – она умерла уже много лет назад – что у нее куриные мозги. Он так и сказал, Дейвид тогда прямо подпрыгнул и уставился на него, словно готов был убить его. О!...

 Она вдруг смолкла.

 – Я не хочу тем самым сказать... Я вовсе не это имела в виду!

 – Я понимаю, что это просто такое выражение, – заверил ее Джонсон.

 – Хильда – жена Дейвида – смогла его успокоить. Ну вот, собственно, и все. Мистер Ли сказал, что больше не хочет видеть никого из нас в этот вечер. И затем мы все ушли от него.

 – А где вы были в тот момент, когда произошло убийство?

 – Я?.. Постойте-ка... Вероятно, в гостиной. – Вы уверены в этом?

 Ресницы Магдалины задрожали. Она закрыла глаза.

 – Ну до чего же я глупа. Я же пошла к телефону. Тут так просто запутаться...

 – Значит, вы звонили по телефону? В этой комнате?

 – Да, это единственный телефон в доме, кроме телефона в комнате моего свекра.

 Сагден вставил свой вопрос:

 – Кто-нибудь был в этой комнате?

 Ее глаза расширились:

 – Нет, я была совсем одна.

 – Как долго вы здесь пробыли?

 – Довольно долго. Ведь по вечерам соединяют бесконечно медленно.

 – Значит, у вас был междугородний разговор?

 – Да, с Вестеринхэмом.

 – А потом?

 – А потом раздался ужасный крик, и все побежали. Дверь была закрыта, ее пришлось вышибать. О, боже! Все было как в кошмарном сне. Я никогда не забуду этого, никогда!

 – Что вы, что вы! – В голосе полковника Джонсона прозвучали дежурные нотки утешения. Затем он продолжил расспросы:

 – Вы знали, что ваш свекор хранит в своем сейфе несколько ценных алмазов?

 – Нет! В самом деле?

 Ее удивление и интерес казались совершенно искренними.

 – Настоящие алмазы?

 – Алмазы стоимостью в десять тысяч фунтов, – вставил Эркюль Пуаро.

 – Не может быть!

 Это прозвучало, как сдавленный шепот, и выражало целый мир женских страстей.

 – Думаю, что пока на этом можно закончить Мы не смеем дольше задерживать вас, миссис Ли.

 Она встала, улыбнулась сначала Джонсону, потом Пуаро улыбкой маленькой благодарной девочки и вышла из комнаты с высоко поднятой головой.

 Полковник Джонсон крикнул ей вслед:

 – Не могли бы вы позвать брата своего мужа, мистера Дейвида Ли?

 Закрыв за нею дверь, он вернулся за стол.

 – Так, уже кое-что начинает проясняться, вы не находите? Давайте зафиксируем: Джордж Ли звонил по телефону, когда услышал крик. Его жена тоже звонила по телефону, когда раздался крик. Но ведь это же совершенно невозможно!

 Он вопросительно посмотрел на Сагдена:

 – Ну, что вы думаете об этом, Сагден?

 – Я не хотел бы говорить о даме плохо, – медленно сказал Сагден. – Но мне сдается, что хоть она и из сорта тех, кто может украсть у кого-нибудь деньги из кармана, она все-таки не способна пойти и перерезать человеку глотку. Это не по ее части.

 – Этого никогда не знаешь наверняка, – тихо вставил Пуаро.

 Полковник Джонсон повернулся к нему:

 – А вы, Пуаро, что вы обо всем этом думаете? Эркюль Пуаро провел рукой по промокательной бумаге, лежавшей перед ним, и смахнул мельчайшие пылинки с подсвечника.

 – Думаю, что характер господина Симеона Ли начинает потихоньку вырисовываться. И я думаю, что в этом-то соль всего дела... Именно в характере покойного.

 Сагден удивленно уставился на него:

 – Я совсем не понимаю вас, мсье Пуаро, какая связь между характером покойного и этим убийством?

 – Характер жертвы всегда связан с убийством, – задумчиво сказал Пуаро. – Чистая, открытая душа Дездемоны стала косвенной причиной ее смерти. Женщина недоверчивая разоблачила бы махинации Яго и расстроила бы их. Телесная неопрятность Марата привела его к смерти в ванне. А вспыльчивый темперамент Меркуцио предопределил ему смерть от удара шпаги.

 – На что вы намекаете, Пуаро?

 – Я хочу сказать, что особые качества Симеона Ли привели в движение особые силы в других людях, и эти силы, в конечном счете, стали причиной его смерти.

 – Значит, вы предполагаете, что алмазы здесь ни при чем?

 Пуаро улыбнулся, видя нескрываемое удивление, которое отразилось на лице Джонсона.

 – Безусловно, уже то, что Симеон Ли хранил в своем сейфе нешлифованные алмазы стоимостью в десять тысяч фунтов, свидетельствует о причудах его характера. Совершенно нормальный человек не делал бы этого.

 – Это очень верно, мсье Пуаро, – горячо согласился Сагден и закивал. Он, кажется, наконец начал понимать, куда клонит Пуаро. – Собственно, он весь был в этом, старый мистер Ли. Он хранил камни именно здесь потому, что мог всегда достать их из сейфа и перебирать, касаться их руками, чтобы они вызывали у него воспоминания о старых временах. Поверьте мне, только потому он и не отдал их шлифовать, и не отдал бы никогда.

 – Совершенно верно, – горячо воскликнул Пуаро. – Я поражаюсь остроте вашего ума, инспектор!

 Сагден ответил на комплимент несколько неуверенным взглядом, но полковник Джонсон прервал разговор:

 – Тут есть нечто, Пуаро, что меня удивило.

 – Я знаю, конечно, что вы имеете в виду! Миссис Магдалена Ли чересчур откровенно говорила о том семейном сборе, не так ли? Она изобразила, – ах, столь наивно и простосердечно! – как зол был Альфред на своего отца, а Дейвид выглядел, по ее словам, так, будто хотел убить старого господина. Оба эти утверждения могут и соответствовать действительности. Для нас они должны стать поводом к новым размышлениям. Почему Симеон Ли велел собрать всю свою семью? Почему он собрал ее как раз в тот момент, когда звонил по телефону своему адвокату? Ведь это не может быть случайностью! Черт возьми, он хотел, чтобы они услышали этот разговор! Бедный старик. С тех пор, как его приковало к креслу, он скучал и изобретал для себя все новые и новые развлечения. Он развлекался тем, что разжигал в людях страсть к деньгам и все связанные с ней переживания, включая зависть. Но из этого возникает новое предположение. Если он хотел разбудить в своих детях жадность и зависть, то он, определенно, не щадил ни одного из них и, значит, наверняка пускал свои стрелы и в мистера Джорджа, пытался задеть и оскорбить его! Но об этом его жена намеренно умалчивает. Ее он тоже, вероятно, задел своими сомнительными любезностями. Мы, скорее всего, узнаем от других, что мог говорить Симеон Ли сыну Джорджу и его жене...

 Он смолк, потому что дверь открылась, и в комнату вошел Дейвид Ли.

 ***

 Дейвид Ли держал себя в руках. Он был спокоен – почти неестественно спокоен. Он подошел к столу, подвинул себе стул, сел и серьезно и вопросительно посмотрел на полковника Джонсона.

 – Я вас слушаю. Что вы хотите узнать у меня?

 – Если я верно информирован, мистер Ли, то сегодня после обеда в комнате вашего отца состоялось нечто типа семейного совета, не так ли? – начал разговор Джонсон.

 – Да, но это был не семейный совет, а просто общий сбор, участвовать в котором никто никого не заставлял.

 – И как проходил этот сбор? Дейвид ответил спокойно:

 – У отца было плохое настроение. Он был старым человеком и имел право на снисхождение, это ясно. Ну, а сегодня он велел собрать нас лишь затем, пожалуй, чтобы прочитать нотации.

 – Вы не могли бы вспомнить, что именно он говорил?

 – Так, бросал нам самые разные упреки, никак не увязанные между собой. Обвинял нас в том, что мы – неудачники, не оправдавшие его надежд, все скопом, и что во всей нашей семье нет ни одного настоящего мужчины. Он сказал, что Пилар – это моя испанская племянница – стоит двоих таких, как мы. Ну и..

 Здесь Дейвид запнулся и смолк.

 – Пожалуйста, вспомните точно все слова, которые были сказаны, если это возможно, мистер Ли, – попросил Пуаро.

 – Он был почти что груб, – неуверенно продолжил Дейвид, – и выразил надежду, что где-нибудь в мире у него есть сыновья получше, даже если они и рождены, возможно, в незаконном браке.

 На его выразительном лице отразился ужас и отвращение. Это подметил инспектор Сагден. Он спросил:

 – А ваш отец говорил что-нибудь вашему брату Джорджу?

 – Джорджу? Этого я уже не помню. Впрочем, нет, по-моему, он пообещал уменьшить ту сумму денег, которую регулярно высылал ему каждый месяц. Джордж совершенно был выбит из колеи, стал красным, как рак и что-то пролепетал, заикаясь, вроде того, что он не сможет обойтись меньшей суммой Но отец очень холодно сказал ему, что все равно придется это сделать. Ведь у него есть жена, которая сможет помочь ему экономить. Издевательское замечание! Джордж с незапамятных времен скряга, он и сейчас считает каждое пенни. А Магдалена довольно большая транжирка, и вкусы ее дорого обходятся.

 – Так что, значит, и она, миссис Магдалена Ли, была очень неприятно задета? – спросил Пуаро.

 – Да. Кроме того, отец задел ее еще и с другой стороны, причем довольно сильно. Он упомянул, что она жила с морским офицером – конечно же, намекал он тем самым на ее отца, но прозвучало это столь двусмысленно, что Магдалена густо покраснела. Я на его месте не говорил бы так.

 – А затем, – сказал Пуаро, – ваш отец стал говорить о вашей покойной матери.

 Краска гнева ударила в лицо Дейвиду. Руки его вцепились в край стола и заметно дрожали.

 – Да. И в самых оскорбительных словах! – еле выдохнул он.

 – Что он говорил? – спросил полковник Джонсон.

 – Я уже не помню, – отрезал Дейвид. – Какие-то презрительные замечания.

 – Ваша мать умерла несколько лет назад, не так ли? – заботливо спросил Пуаро.

 – Она умерла, когда я был ребенком.

 – И она, наверное, была не слишком счастлива в своей жизни?

 Дейвид горько усмехнулся:

 – Как же она могла быть счастлива с таким мужем, как мой отец? Моя мать была святой женщиной. Она умерла с разбитым сердцем.

 – А ваш отец был сильно опечален в связи с ее кончиной? – продолжал спрашивать Пуаро.

 – Этого я не знаю, – ответил Дейвид, – я покинул этот дом.

 После некоторой паузы он заговорил:

 – Наверное, вам известно, что я лет двадцать не видел своего отца, пока не приехал в гости в этот раз и, значит, не смогу вам ничего рассказать о его привычках, его врагах и друзьях.

 – Вы знали, что ваш отец держал в сейфе в своей спальне множество ценных алмазов? – спросил Джонсон.

 – В своей спальне? – переспросил Дейвид без особого интереса. – Странная идея.

 – Не могли бы вы поточнее сказать, что делали сегодня вечером, где находились?

 – Я? Ну, я поднялся из-за стола сразу же после ужина. Мне скучны мужские разговоры за бокалом портвейна Кроме того, я заметил, что Гарри и Альфред очень раздражены, а я ненавижу конфликты. Я пошел в музыкальную комнату и играл на пианино.

 – Если не ошибаюсь, музыкальная комната находится как раз рядом с гостиной, – вставил Пуаро.

 – Да. Я играл, пока... пока это не произошло.

 – И что вы услышали?

 – Приглушенный шум, звуки падения мебели, а затем ужасный крик.

 Он судорожно сжал пальцы:

 – Прямо крик души, которая попала в огонь чистилища. Боже, это было ужасно!

 Джонсон спросил:

 – Вы были один в музыкальной комнате?

 – Что вы сказали?.. А, нет, моя жена, Хильда, была со мной. Она пришла из гостиной. Мы поднялись наверх по другой лестнице...

 Он нервно добавил шепотом:

 – И то, что мы там увидели, мне, пожалуй, нет нужды вам описывать.

 – Нет, разумеется, нет, совершенно нет нужды, – поспешил заверить его Джонсон. – Благодарю вас, мистер Ли, это все Впрочем, еще один вопрос: вы можете представить себе, кто мог посягнуть на жизнь вашего отца?

 – Разумеется, целый ряд людей, – холодно ответил Дейвид, – но кого-то конкретного я вам назвать не могу – не знаю.

 Затем он быстро вышел из комнаты и бесшумно закрыл за собой дверь – так, что замок даже не щелкнул.

 Едва полковник Джонсон нашел время для обязательного откашливания, как дверь отворилась и вошла Хильда Ли.

 Эркюль Пуаро с интересом посмотрел на нее. Он подумал, что братья Ли при выборе жен проявили различные вкусы. Трезвый ум Лидии и ее грация борзой, расчетливо-соблазнительный вид Магдалены, а теперь – успокаивающая, надежная сила Хильды. На самом деле она была моложе, чем позволяли предположить ее невыигрышные прическа и платье, – это он сразу отметил. На голове ее не было ни одного седого волоска, а ясные глаза светились на круглом лице, как дружелюбные, теплые звезды. Это была полная шарма, привлекательная женщина.

 Полковник Джонсон заговорил с ней самым милым голосом.

 – Ваш муж рассказал нам, миссис Ли, что вы впервые приехали в Гостон Холл.

 Она кивнула.

 – До этого вы уже были знакомы с вашим свекром?

 – Нет, – ответила она спокойным, приятным голосом, – мы поженились вскоре после того, как Дейвид покинул дом своего отца. Он не желал больше иметь каких-либо дел со своей семьей, и вплоть до нынешнего момента я не видела никого из ее членов.

 – А как же тогда получилось, что вы приехали в гости?

 – Мой свекор написал Дейвиду, что чувствует наступление старости и хотел бы собрать на Рождество всех своих детей, чтобы посмотреть на них.

 – И ваш супруг охотно откликнулся на эту просьбу?

 – То, что он принял приглашение, исключительно моя вина! Я... я совершенно неправильно поняла ситуацию!

 – Что вы под этим подразумеваете, миссис Ли? – спросил тут Пуаро. – Пожалуйста, объясните более внятно, это может оказаться очень важным для нас.

 Она тотчас же повернулась к нему.

 – К этому моменту я еще никогда не видела моего свекра и потому не могла предугадать, чего он добивается, посылая это приглашение. Я вообразила, что старик действительно пытается помириться со своими детьми.

 – А что им двигало на самом деле, мадам? Хильда поколебалась с секунду, а потом медленно проговорила:

 – Сейчас для меня ясно – абсолютно и без всяких сомнений – мой свекор хотел не достичь мира, а разжечь вражду. Ему доставляло удовольствие взывать к самым низменным человеческим инстинктам. Он был переполнен... как бы это выразиться, – сатанинским злорадством и хотел, чтобы все члены семьи перессорились друг с другом и стали врагами.

 – И ему это удалось? – резко спросил Джонсон.

 – О да, это ему удалось.

 – Нам рассказали, мадам, – сказал Пуаро значительно более любезно, – что сегодня после обеда произошел довольно сильный конфликт. Не могли бы вы рассказать поточнее, как все было на самом деле?

 Она подумала какое-то время.

 – Когда мы вошли в комнату, свекор стоял у телефона и говорил со своим адвокатом. Он просил этого мистера Чарльтона, – или, может быть, фамилия другая? – чтобы тот приехал к нему, хотел составить новое завещание. Старое, сказал он, более не удовлетворяет его.

 – Подумайте хорошенько, мадам, и скажите нам – как вы думаете, ваш свекор желал, чтобы все слышали этот разговор, или то, что вы пришли в комнату именно в этот момент, было случайностью?

 – Я почти уверена, что он хотел, чтобы мы услышали.

 – Намереваясь тем самым посеять раздор среди вас?

 – Да.

 – Так что, он и не собирался, может быть, на самом деле изменить свое завещание?

 Она подумала секунду.

 – Да нет, я думаю, что он говорил правду. Наверное, он действительно собирался составить новое завещание, но ему просто доставила удовольствие возможность объявить об этом намерении в присутствии всех.

 – Мадам, – торжественно заявил Пуаро, – я не выполняю здесь никакой официальной миссии, и вопросы, которые я задаю, возможно, отличаются от тех, которые вам задал бы английский полицейский. Но я хотел бы знать, задумывались ли вы над тем, что содержалось бы в этом новом завещании? Поймите меня, пожалуйста, правильно, я не спрашиваю вас, знаете ли вы, каково это содержание, а только хочу знать, что вы думали об этом Женщины, как правило, очень быстро составляют собственное мнение.

 Хильда Ли улыбнулась ему:

 – Ну, личное мнение я могу вам высказать. Сестра моего мужа, Дженнифер, вышла замуж за испанца, Хуана Эстравадоса. Их дочь, Пилар, несколько дней назад приехала сюда. Она очень симпатичная девушка и к тому же, что, пожалуй, важнее всего, – единственная внучка во всей семье старого мистера Ли Он был восхищен ею и сразу горячо полюбил. На мой взгляд, он захотел оставить ей по завещанию большую сумму, а до этого, в прежнем завещании, едва ли упоминал ее или оставлял ей самую малость.

 – Вы знали мать Пилар?

 – Нет. Муж ее погиб при трагических обстоятельствах вскоре после свадьбы. Сама Дженнифер умерла год назад. Пилар осталась круглой сиротой. Поэтому мистер Ли и пригласил ее жить у него здесь, в Англии.

 – А остальные члены семьи радушно отнеслись к ней?

 – Мне кажется, что все отнеслись к ней хорошо, – спокойно сказала Ли. – Ведь приятно, когда в доме живет такой молодой, полный жизненных сил человек.

 – А что сама Пилар? Как вы думаете, ей здесь понравилось?

 – Думаю, не очень. Ей, должно быть, здесь довольно холодно и непривычно. Девушка выросла на юге, в Испании.

 – Но именно сейчас в Испании как раз не слишком-то уютно, – деловито заметил Джонсон. – И потом – мы ведь хотели послушать ваш рассказ о ссоре, миссис Ли.

 – Извините меня, пожалуйста, – сказал Пуаро. – Я отклонился от темы.

 – После того, как мой свекор закончил телефонный разговор, он посмотрел на всех нас и заметил, улыбаясь, что все мы выглядим такими настороженными. Затем он сказал, что устал и хочет лечь пораньше, поэтому не желает, чтобы к нему кто-то поднимался сегодня вечером. Он, дескать, хочет отдохнуть перед Рождеством и быть свежим, или что-то в этом роде.

 Здесь она сделала паузу и напряженно задумалась.

 – А потом он сказал что-то вроде: «... важно, чтобы Рождество праздновала вместе вся семья», а затем заговорил о денежных делах. Он сказал, что в перспективе ему придется расходовать на ведение хозяйства больше, и предупредил Джорджа и Магдалену, чтоб они были экономнее Магдалене он сказал, что она могла бы шить свои платья сама. Довольно домостроевская идея, я считаю, и потому понимаю, что это замечание обидело Магдалену. Но он специально подчеркнул, как хорошо умела обходиться с иголкой и ниткой его собственная жена.

 – Он кроме этого еще что-то сказал про свою жену? – спросил Пуаро.

 Хильда покраснела.

 – Он сделал презрительное замечание об ее уме. Мой муж горячо любил мать, и этот выпад вывел его из себя. Затем мистер Ли начал вдруг кричать на нас всех. Я, конечно, понимаю, что привело его в такое возбуждение...

 – Что же именно? – вставил слово Пуаро. Она спокойно посмотрела на него.

 – Он был расстроен, что у него нет ни одного внука, который сохранил бы его фамилию, – Ли. Я думаю, что эта мысль уже давно точила его, у него накипело и прорвалось. Он кричал на своих сыновей, что все они – старые бабы. Примерно таков был смысл его слов. Мне было больно это слушать, потому что я чувствовала, как глубоко уязвляет его гордость отсутствие наследника-внука... А затем мы все вышли из комнаты.

 – Значит, тогда вы видели его в последний раз? Она кивнула.

 – Где вы были, когда произошло убийство?

 – Я была с мужем в музыкальной комнате. Он играл для меня.

 – А затем?

 – Затем мы услышали, как наверху падает мебель и бьется фарфор, ужасный шум. А потом раздался ужасный крик, когда ему перерезали глотку...

 – Крик был таким ужасным? – спросил Пуаро. Вспомните, пожалуйста, не напомнил ли он вам, – Пуаро помолчал в раздумье, – вопль души, попавшей в чистилище?

 – Это было гораздо ужаснее... Мне показалось, что это завопил кто-то, у кого вообще не было души... Нечеловеческий, какой-то животный вопль...

 – Значит, вы считаете, мадам... – серьезно посмотрел на нее Пуаро.

 Она в замешательстве подняла руку, хотела что-то ответить, но только молча опустила глаза.

 ***

 Пилар вошла с настороженностью животного, который чувствует: где-то западня. Она посмотрела на всех по очереди не столько боязливо, сколько недоверчиво.

 Полковник Джонсон пододвинул ей стул.

 – Вы понимаете по-английски, не правда ли, мисс Эстравадос?

 Пилар широко раскрыла глаза:

 – Разумеется, понимаю! Моя мать была англичанкой! И сама я чувствую себя настоящей англичанкой!

 Джонсон посмотрел на ее блестящие черные волосы, гордые черные глаза, полные красные губы и улыбнулся сам. Настоящая англичанка! Не очень-то она похожа на нее, эта мисс Пилар Эстравадос!

 – Мистер Ли был вашим дедом, не правда ли? Он пригласил вас приехать из Испании, и вы приехали несколько дней назад?

 Пилар кивнула:

 – Да, это верно. Я пережила кое-какие приключения, прежде чем выбралась из Испании! На нашу машину сбросили бомбу, и наш шофер был убит осколками. Там, где у него была голова, осталась только кровавая рана. А поскольку я не могла управлять машиной, мне пришлось пойти пешком. Ненавижу ходить пешком. Я стерла себе ноги до крови...

 – Ну, во всяком случае, вы счастливо добрались сюда, – улыбнулся полковник Джонсон. – Что вам рассказывала мать о вашем деде?

 Пилар закивала с сияющим лицом:

 – О да, она часто говорила, что он – старый черт! Эркюль Пуаро весело поднял брови.

 – А как он вам понравился, мадемуазель, когда вы лично познакомились с ним?

 – Он, конечно, был стар, очень стар, и весь высох, ему приходилось все время сидеть в кресле. Но мне он понравился. Я думаю, что в молодые годы он был очень красив, наверное, так же, как вы, – и с этими словами она посмотрела на инспектора Сагдена с неприкрытым и наивным восхищением. Славный полицейский покраснел до корней волос от такого комплимента.

 Полковник Джонсон еле удержался, чтобы не рассмеяться от всей души. Это бывало так редко, чтобы его строгого подчиненного кому-то удавалось вогнать в краску.

 – Только он, конечно, не был таким высоким, как вы, – деловито добавила Пилар.

 Эркюль Пуаро тихо вздохнул.

 Значит, вы любите высоких мужчин, сеньорита?

 О да! – воодушевленно воскликнула Пилар – Мужчина должен быть высоким широкоплечим и очень-очень сильным.

 Вы часто бывали у дедушки? Когда приехали сюда? – Джонсон перевел разговор в официальное русло.

 Да, я часто сидела с ним. Он кое-что рассказывал мне – каким плохим он был и как все делал в Южной Африке.

 – Он когда-нибудь говорил об алмазах, которые держал в своем сейфе?

 Он мне даже показывал их, но они были вовсе не похожи на алмазы Они были похожи на обыкновенную гальку на некрасивые простые камни.

 – Он даже показывал их вам? – резко спросил Сагден. – Может, он подарил вам один из них?

 Пилар покачала головой.

 – Нет, но думаю, что он мог бы когда-нибудь подарить их мне, если бы я с ним часто сидела. Старые господа ведь очень любят молодых девушек.

 – А вы знаете, что эти алмазы были украдены? Пилар уставилась на Джонсона.

 – Украдены?

 – Да. Вы догадываетесь, кто мог их взять? Разумеется, – сказала Пилар, кивая головой. – Наверняка Хорбюри.

 – Как вы пришли к этому выводу?

 – Потому что у него воровская физиономия. Он все время искоса наблюдает. Везде тихо крадется и подслушивает под дверью. Он мне напоминает кошку, а все кошки воруют.

 – Хм... – откашлялся Джонсон. – Пока оставим это. Нам сказали, что вся семья после обеда собиралась у вашего дедушки, и что при этом... прозвучало немало раздраженных слов.

 Пилар улыбнулась.

 – Это правда, и все это было так весело! Дедушка так разъярил их всех.

 И вам это понравилось?

 – Да. Я очень люблю, когда люди сердятся. Но здесь, в Англии, все совсем иначе, чем в Испании. В Испании люди в таких случаях выхватывают ножи и, выкрикивают проклятия, а здесь они только краснеют да поджимают губы.

 – Вы можете вспомнить, что сказал ваш дедушка? Пилар, кажется, засомневалась в своей памяти.

 – Я точно не помню. Дедушка кричал, что у него нет детей, что он больше любит меня, чем всех остальных. Он очень полюбил меня.

 – Он говорил о завещании?

 – О завещании? Нет, мне кажется, не говорил.

 – А что произошло потом?

 – Потом все вышли из комнаты, кроме Хильды, этой толстой жены Дейвида, она осталась. Дейвид выглядел очень странно. Он дрожал и стал таким белым, что я подумала, его вырвет.

 – А потом?

 – Потом я встретила Стивена и танцевала с ним.

 – Стивена Фарра?

 – Да. Он приехал из Южной Африки. Он сын дедушкиного друга. Стивен тоже очень симпатичный. Высокий шатен. И у него очень милые глаза.

 – Где вы находились, когда произошло убийство?

 – Где я находилась?.. Я пошла с Лидией в гостиную. Потом пошла в свою комнату, чтобы напудриться. А потом собиралась опять потанцевать со Стивеном. Но тут я услышала крик издалека. Все побежали туда, и я побежала за ними. Попытались сломать дверь в комнату дедушки. Гарри со Стивеном ломали ее. Они оба высокие сильные мужчины... И потом – бац! – дверь сломалась, и мы вошли в комнату. Ну и вид! Все разбросано и свалено в кучу. А дедушка – в луже крови. Его горло было перерезано, вот так. – Она изобразила драматическим жестом на своей шее то, что увидела. – Прямо почти до уха.

 Она смолкла, и было явно заметно, что ей самой понравилось это ее описание. Джонсон спросил:

 – Вам, наверное, стало плохо при виде крови?

 – Нет. Почему же? Ведь обычно течет кровь, когда кого-нибудь убьют. Там было действительно много крови – повсюду!

 – Кто-нибудь что-либо сказал в этот момент? – спросил Пуаро.

 – Дейвид сказал что-то странное, вот только не помню, что. Ах да. Мельницы господни... Не пойму, как это вообще? Ведь на мельницах мелют муку, или нет?

 – Вы теперь можете идти, мисс Эстравадос, – прекратил дальнейшие расспросы полковник Джонсон.

 Пилар тотчас же поднялась. Она одарила каждого из троих мужчин своей очаровательной улыбкой.

 – Хорошо. Тогда я пойду, – сказала она покорно и удалилась.

 – Мельницы господни мелют медленно, но очень тонко, – пробормотал Джонсон. – И это сказал Дейвид Ли!

 ***

 Полковник Джонсон едва посмотрел на дверь – она снова открылась. В первый момент ему показалось, что вернулся Гарри Ли. И только когда Стивен Фарр подошел ближе, он заметил свою ошибку. Стивен Фарр сел, его холодный умный взгляд переходил с одного на другого. Потом он сказал:

 – К сожалению, я не много ценных сведений смогу сообщить вам, но, пожалуйста, спрашивайте меня, о чем хотите. Вероятно, вначале мне следует объяснить, кто я такой. Мой отец, Эйбенайзер Фарр, был деловым партнером Симеона Ли в Южной Африке, однако это сотрудничество было уже сорок лет назад. Отец много рассказывал мне о Симеоне Ли – какой великой личностью он был и что они вместе делали, что пережили. Мой отец велел мне обязательно посетить старого мистера Ли, если я однажды окажусь в этой стране. Отец всегда говорил: «Если двое мужчин столько пережили вместе, как Симеон Ли и я, то они и спустя много лет никогда не потеряют друг друга из виду». Он умер два года назад, и сейчас, когда я впервые приехал в Англию, я захотел последовать совету отца и разыскать мистера Ли.

 Он улыбнулся и продолжил свой рассказ:

 – Я сильно волновался, приехав сюда, но все мои переживания были излишни. Мистер Ли очень сердечно принял меня и настоял на том, чтобы я провел Рождество в его семье. Мои опасения в том, что я окажусь незваным гостем в этом доме в самое неподходящее время он развеял одним движением руки.

 Необычайно скромно он еще добавил:

 – И вообще все были очень милы со мной. Мистер Альфред и миссис Лидия не могли бы проявить большей предупредительности. Я бесконечно сожалею, что все это произошло у них.

 – Как давно вы находитесь здесь, мистер Фарр?

 – Со вчерашнего дня.

 – Вы сегодня видели старого мистера Ли?

 – Да, сегодня утром мы побеседовали о том, о сем. Он был в хорошем настроении и хотел знать тысячу всяких подробностей о самых разных людях и делах.

 – И с тех пор вы его больше не видели?

 – Нет.

 – Он не упоминал о нешлифованных алмазах, которые хранил в своем сейфе?

 – Нет.

 И прежде чем кто-либо успел спросить его о чем-то, он продолжил:

 – Вы хотите этим сказать, что это – убийство с целью ограбления?

 – Этого мы еще не знаем, – сдержанно сказал Джонсон – Если вернуться к событиям сегодняшнего вечера, расскажите нам, пожалуйста, точно, что вы делали и где находились?

 – Охотно После того, как дамы покинули столовую, я еще выпил бокал портвейна. Но я почувствовал, что сейчас речь зайдет о семейных делах, и чтобы не мешать, извинился и ушел.

 Стивен Фарр откинулся на спинку стула. Машинально, не сознавая того, провел указательным пальцем по щеке Немного запинаясь и теряясь, он продолжил:

 – Потом. Я вошел в какую-то большую комнату с паркетным полом... наверное, своего рода зал для танцев Во всяком случае, там стоял граммофон и рядом с ним – пластинки Я поставил одну из них.

 – Ведь не исключено было, что может прийти еще кто-нибудь, – вставил Пуаро.

 Легкая улыбка пробежала по губам Стивена Фарра.

 – Да. Это было вовсе не исключено. Всегда ведь надеешься на лучшее.

 И тут он засмеялся.

 – Сеньорита Эстравадос прекрасна, – сказал Пуаро.

 – Она – самая красивая и замечательная из всех, виденных мною в Англии девушек, – откровенно и невозмутимо признался Стивен.

 – И мисс Эстравадос пришла в этот зал для танцев? – спросил полковник Джонсон.

 Стивен кивнул головой.

 – Я был еще там, когда услышал грохот, выскочил в холл и вместе с другими побежал вверх по лестнице. Затем я помогал Гарри Ли взламывать дверь.

 – Больше вам нечего добавить?

 – К сожалению, нечего.

 Эркюль Пуаро, слегка наклонившись вперед, тихо сказал:

 – Я полагаю, мистер Фарр, что вы могли бы прояснить нам многие обстоятельства, если бы захотели.

 Фарр резко обернулся к нему:

 – Это каким же образом?

 – Вы могли бы, что очень важно для расследования дела, описать нам, к примеру, характер мистера Ли. Вы говорили, что ваш отец часто рассказывал о нем. Каким он представлял вам своего старого друга?

 – Понимаю, чего вы хотите, – медленно проговорил Фарр. – Вы хотите узнать, каким человеком Симеон Ли был в молодости, не так ли? И что же – говорить начистоту?

 – Я прошу вас об этом.

 – Итак, во-первых, я не считаю, что Симеон Ли был высокоморальным членом человеческого общества. Я не хочу тем самым сказать, что он был мошенником или вором, но его образ жизни все-таки иногда сильно приближался к той черте, за которой совершается преступление. С другой стороны, он был человеком щедрым и с большим шармом. Он помогал любому, кто обращался к нему в минуту нужды. Он пил, хоть и не чересчур много, имел успех у женщин и отличался изрядным чувством юмора. Но вместе с тем был необычайно мстительным. Говорят, что слон не забывает ничего, и точно таким же, кажется, был Симеон Ли. Отец рассказывал мне, что в некоторых случаях он годами ждал момента, когда ему удастся схватить и уничтожить врага.

 Инспектор Сагден спросил осторожно:

 – А вы не знаете, мистер Фарр, не живет ли в Южной Африке кто-нибудь, кому он причинил зло? Не может ли оказаться так, что какой-то конфликт в прошлом связан с этим убийством?

 Стивен Фарр покачал головой:

 – У него были враги, это ясно. Но я не могу назвать ни одного конкретного случая. И, кроме того... – Его глаза вдруг сузились. – И, кроме того, Трессильян мне сказал, что сегодня вечером в доме не было никого из чужих, и никто из чужих даже не подходил близко к нему.

 – За исключением вас, мистер Фарр, – сказал Эркюль Пуаро.

 Стивен повернулся и уставился на него.

 – Ах, вот оно что? Подозрительный незнакомец проник в дом! Ну, вы недалеко уйдете с этой вашей теорией! Нет никакой давно забытой истории с конфликтом между Симеоном Ли и Эйбенайзером Фарром, за которого захотел бы отомстить его сын. Я приехал, как уже сказал вам, из чистого любопытства. А граммофон, наверное, может быть таким же хорошим свидетелем, как и любой другой. Я проиграл много пластинок, музыку мог слышать кто-нибудь. Согласитесь, что за то короткое время, пока крутится диск, просто невозможно успеть взбежать по лестнице, проскочить по бесконечно длинному коридору, перерезать старику глотку, отмыться от крови и вернуться в танцевальную комнату, прежде чем остальные побегут наверх. Это подозрение чересчур абсурдно!

 – Никто не подозревает вас, мистер Фарр! – заверил его Джонсон.

 – Вот как? Тем не менее, мне не нравится тон мистера Эркюля Пуаро.

 – Бесконечно сожалею об этом, – сказал Пуаро и примирительно улыбнулся Фарру.

 – Спасибо, мистер Фарр, на данный момент это все, – полковник Джонсон пресек возможный конфликт. – Прошу вас пока не покидать этот дом.

 Стивен Фарр кивнул. Он встал и широкими шагами вышел из комнаты.

 Как только дверь за ним закрылась, Джонсон сказал:

 – Вот вам и мистер Икс, великий незнакомец. Его объяснения звучат, правда, вполне правдоподобно, но все же он – темная лошадка. Он мог украсть алмазы, он мог появиться здесь, придумав какую-нибудь историю, чтобы получить доступ в дом. Возьмите у него отпечатки пальцев, Сагден, и проверьте, нет ли их в картотеке.

 – У меня уже есть отпечатки пальцев Стивена Фарра, – сказал инспектор.

 – Вот и отлично! Вы и в самом деле ничего не упускаете из виду. Вам можно доверить самые ответственные моменты расследования.

 Сагден пересчитал по пальцам:

 – Установить, велись ли на самом деле телефонные разговоры, о которых здесь упоминалось, и их точное время. Проверить, во сколько Хорбюри вышел из дома и кто видел, как он уходил. Установить точно, кто сюда входил и выходил Допросить прислугу. Справиться о финансовом положении каждого члена семьи. Найти адвоката и узнать относительно завещания. Обыскать дом, чтобы найти орудие убийства, одежду со следами крови и, конечно, если удастся, алмазы – Сагден вдруг нахмурился. – Впрочем, этот дом не так легко обыскать, сэр. Я еще никогда не видел столько украшений, столько хлама и старья, собранного в одном месте.

 – Да, спрятать здесь, наверняка, есть где, – согласился с ним Пуаро.

 – А вы, значит, так и не дадите нам никаких намеков, Пуаро? – разочарованно спросил Джонсон. Он выглядел как человек, собака которого отказалась показать фокус, который знала.

 – Если вы разрешите, я хотел бы двигаться собственным путем.

 – Ну, конечно! – сказал Джонсон И почти одновременно с ним Сагден спросил немного недоверчиво:

 – А что это за путь, мистер Пуаро?

 – Я хотел бы, чтобы мне предоставили возможность беседовать с членами семьи Ли в любое время.

 – Снова основательно допрашивать их? – спросил Джонсон.

 – Нет, нет, не допрашивать, просто беседовать о том, о сем.

 – Для чего?

 Сагден, кажется, не понял.

 Эркюль Пуаро сделал элегантный, выразительный жест рукой.

 – В благодушных разговорах о том, о сем можно узнать очень многое! Когда человек говорит свободно, он не может скрыть истину.

 – Неужели вы думаете, что кто-то из них лжет? Пуаро вздохнул:

 – Mon cher, лжет каждый. Весь фокус в том, чтобы отделить безобидную ложь от важной.

 Полковник Джонсон вдруг заговорил резко:

 – Это просто невероятно! Произошло особо жестокое убийство – и кого же нам подозревать как убийцу? Альфред Ли и его жена – оба симпатичные, хорошо воспитанные, спокойные люди. Джордж Ли – член парламента и образец честности. Его жена? Незначительная современная красотка. Дейвид Ли, кажется, мягкосердечный человек, по словам его брата Гарри, не переносит вида крови. Его жена – неброская, не особо привлекательная, но милая и разумная женщина. Остаются испанская племянница и человек из Южной Африки. Испанские женщины, конечно, отличаются необузданным темпераментом, но я не могу себе представить, что это очаровательное создание способно хладнокровно перерезать глотку старому человеку. Тем более, что весь ее интерес в том, чтобы он жил, по крайней мере, до составления нового завещания. Стивен Фарр – и это допустимо – может оказаться мошенником. Возможно, старик обнаружил пропажу камней, и Фарр перерезал ему глотку, чтобы заставить молчать. Это вовсе не исключено, потому что граммофон не может служить убедительным алиби.

 Пуаро покачал головой:

 – Mon cher, сравним физические данные мсье Фарра и Симеона Ли. Если бы Фарр решил убить старика, он смог бы это сделать всего лишь за минуту, и у мистера Ли не было бы никаких возможностей всерьез защищаться. Кто поверит, что худенький старик и этот великолепный экземпляр физически сильного человека боролись между собой, переворачивая стулья и кресла, роняя столы и разбивая фарфор? Это предположение просто фантастично!

 Полковник Джонсон слушал его очень внимательно и крайне напряженно.

 – Значит, вы полагаете, что старого Симеона Ли убил мужчина более слабый?

 – Или женщина, – сказал инспектор Сагден.

 ***

 Полковник Джонсон посмотрел на часы.

 – Ну все, я, пожалуй, закончу свои дела здесь, – произнес он устало. – А вы возьмете все дальнейшее в свои руки. Ах, нет, нет, еще одно! Я хочу поговорить с этим дворецким. Я знаю, что вы уже допрашивали его, но важно все-таки уточнить, кто где находился во время убийства.

 Трессильян медленно вошел в комнату. Джонсон предложил ему стул.

 – Спасибо, сэр, я с удовольствием сяду, – проговорил старый слуга. – Я чувствую себя не очень хорошо, даже очень неважно... Мои ноги, сэр, и моя голова...

 – Нет ничего удивительного после всех тех ужасов, которые вам пришлось пережить, – сказал Пуаро дружелюбно.

 Дворецкий содрогнулся:

 –...такое...ужасное преступление, и в этом доме! Где все обычно текло так спокойно!

 – Значит, это дом с хорошо отлаженным распорядком жизни, не правда ли? – спросил Пуаро. – Но жизнь эта была не очень-то счастливой?

 – Я бы так не сказал, сэр.

 – Раньше, когда вся семья жила вместе, жизнь здесь была более счастливой?

 Трессильян помедлил с ответом.

 – Она была, возможно, не очень гармоничной...

 – Покойная миссис Ли была прикована к постели, не так ли?

 – Да, сэр, она вызывала сожаление.

 – Дети сильно любили ее?

 – Мистер Дейвид был очень предан своей матери, скорее почти как дочь, чем как сын. После смерти миссис Ли он больше не выдержал жизни здесь и уехал.

 – А мистер Гарри? – спросил Пуаро. – Как мистер Гарри?

 – Он всегда был немножко диковат и вел себя неприлично, но был добросердечным. Боже ты мой, я ведь так испугался, когда кто-то нетерпеливо зазвонил колокольчиком у входной двери. Я открыл – перед дверью оказался чужой мужчина, который голосом мистера Гарри сказал: «Привет, Трессильян! Ты все еще здесь?» Совершенно не изменился.

 Пуаро почти любовно смотрел на старого слугу.

 – Да, вы, наверное, испытали странное чувство. Щеки Трессильяна покрылись румянцем.

 – Иногда мне кажется, сэр, что прошлое вовсе и не прошло. На эту тему однажды в лондонском театре была пьеса, и в этом есть доля правды, действительно, сэр. У тебя вдруг возникает чувство, что когда-то ты это уже делал или переживал. Я открываю дверь, потому что звонили, и там стоит мистер Гарри или мистер Фарр, или еще кто-то. Я думаю: «Но ведь такое я уже переживал однажды...»

 – Это очень даже интересно, – пробормотал Пуаро.

 Трессильян посмотрел на него с благодарностью. Джонсон, теряя терпение, кашлянул и перехватил инициативу в разговоре.

 – Я хотел бы уточнить время, в которое произошли некоторые события, – сказал он. – Если я правильно информирован, в столовой находились только мистер Альфред и мистер Гарри, когда раздался шум наверху. Это верно?

 – Этого я действительно не знаю, сэр. Когда я сервировал кофе, все господа еще были в столовой, но это было, должно быть, на четверть часа раньше.

 – Мистер Джордж Ли звонил по телефону. Вы можете это подтвердить?

 – Кто-то звонил, сэр Когда снимают трубку, у меня в комнатке возле кухни совсем тихонько звякает звоночек. Я помню, что он звякнул, но потом я не обращал на это внимания.

 – Вы не помните, во сколько это было точно?

 – Нет, сэр. Вскоре после того, как я подал господам кофе, точнее сказать не могу.

 – Не знаете, где находились дамы? Я имею в виду – в этот момент.

 – Миссис Лидия была в гостиной, когда я хотел убрать посуду из-под кофе. Это было за минуту или за две до того, как я услыхал крик. Она стояла у окна, чуть-чуть отодвинула портьеру и смотрела на улицу.

 – А других дам не было в комнате?

 – Нет, сэр, я не могу сказать, где все они были.

 – Не знаете, где были остальные господа?

 – Мистер Дейвид, кажется, был в музыкальной комнате и играл на пианино.

 – Вы слышали, как он играл?

 – Да, сэр. – Старый слуга содрогнулся. – Позже я подумал, что это было предзнаменование. Он играл похоронный марш. Я до сих помню, как похолодело у меня все внутри.

 – Это, конечно, странно, – заметил Пуаро.

 – Ну, а теперь перейдем к камердинеру, к этому Хорбюри, – продолжил Джонсон невозмутимо. – Вы можете присягнуть, что он покинул дом в восемь вечера?

 – Разумеется, сэр. Он ушел вскоре после того, как пришел мистер Сагден. Я это точно помню, потому что он разбил кофейную чашечку... одну из уорчестерских. Одиннадцать лет я подавал их и мыл, и вплоть до сегодняшнего вечера ни одна из них не разбилась.

 – А что Хорбюри делал с кофейными чашками? – спросил Пуаро.

 – Да в том-то и дело, что ему нечего было с ними делать, сэр. Он только взял одну, чтобы посмотреть, а когда я сказал, что пришел мистер Сагден, он уронил ее.

 – Вы сказали именно «мистер Сагден» или сказали «полиция»?

 Трессильян удивленно посмотрел на него:

 – Да, теперь я вспоминаю... сказал, кажется, что сейчас в дверь звонил полицейский инспектор.

 – ...и Хорбюри сразу же уронил чашку, – закончил предложение Пуаро.

 – Это очень интересно, – заметил Джонсон, навостривший уши. – Хорбюри спрашивал еще что-нибудь относительно визита инспектора?

 – Да, сэр. Он спросил, что тому нужно здесь? Я ответил правду – что он собирает средства на полицейский дом для сирот, и пошел наверх к старому господину.

 – Как вам показалось, – это объяснение успокоило Хорбюри?

 – Да, если я правильно припоминаю... Да, он сразу же стал таким, как прежде. Сказал, что мистер Ли – славный старик и очень щедр; так он почтительно выразился, а затем ушел.

 – Через какую дверь он покинул дом?

 – Через ту, которая ведет в комнату для прислуги.

 – Это соответствует истине, сэр, – вставил Сагден. – Он прошел через кухню, что подтверждают повариха и посудомойка, и вышел через заднюю дверь.

 – Ну, Трессильян, а теперь скажите нам, пожалуйста, мог ли Хорбюри вернуться в дом незамеченным?

 Старый слуга покачал головой:

 – Я не представляю, как он смог бы это сделать. Все двери запираются изнутри.

 – А если у него был ключ?

 – Двери запираются не только на замок, но и на задвижку.

 – Как же тогда он войдет, когда вернется?

 – У него есть ключ от задней двери, сэр, как и у всех слуг.

 – Значит, он мог вернуться этим путем?

 – Для этого ему пришлось бы пройти через кухню, сэр. А на кухне всегда кто-нибудь есть примерно до десяти часов.

 Полковник Джонсон встал.

 – Ну, это все проясняет. Спасибо, Трессильян. Старый камердинер поднялся, слегка поклонился и удалился из комнаты. Но не прошло и двух минут, как он вернулся.

 – Хорбюри только что пришел домой, сэр. Вы не хотите с ним поговорить?

 – Да, охотно. Сейчас же пришлите его сюда.

 Вошедший в комнату Сидней Хорбюри не вызывал симпатии. Он стоял в дверях, нервно потирая руки. Взгляд его был скромным и в то же время заискивающим.

 – Вы – камердинер покойного мистера Ли? – спросил Джонсон.

 – Да, сэр... Разве это не ужасно? Меня как громом поразило, когда Глэдис рассказала обо всем. Бедный старый хозяин...

 – Пожалуйста, отвечайте только на мои вопросы. Джонсон не был склонен затягивать заседание.

 – Во сколько сегодня вечером вы ушли из дома и где вы были?

 – Я покинул дом незадолго до восьми, сэр, и я был в кинотеатре «Суперб», в пяти минутах ходьбы отсюда. «Любовь в Севилье» – так называется фильм, который я смотрел.

 – Кто-нибудь видел вас там?

 – Девушка в кассе, сэр, она меня знает. И контролерша меня знает тоже. И кроме того... хм... я был в кино с юной дамой. Мы предварительно договаривались с ней.

 – Ах, вот оно как! И как ее зовут, эту юную даму?

 – Дорис Бакл, сэр. Она работает на Объединенных молочных предприятиях, Маркхэм Роуд, 23.

 – Хорошо, мы проверим это. Вы сразу же вернулись?

 – Я вначале проводил свою спутницу. А потом сразу пошел домой. Вы можете проверить и убедиться, что все это правда, сэр, и что я не имею никакого отношения к тому, что здесь произошло. Я был...

 – Никто не обвиняет вас в том, что вы имеете к этому отношение, – резко перебил его полковник Джонсон.

 – Нет, сэр, разумеется, нет. Но очень неприятно, когда в доме происходит убийство.

 – А никто и не говорит, что это приятно. Как долго вы на службе у мистера Ли?

 – Чуть больше года, сэр.

 – Вы были довольны своим местом?

 – Да, сэр, очень доволен. Плата была очень высокая. Мистер Ли как инвалид иногда проявлял тяжелый характер, но я, в конце концов, приноровился обращаться с ним.

 – Инспектор Сагден запишет, где и у кого вы служили раньше. Но прежде я хочу узнать вот что: когда вы в последний раз видели покойного?

 – Примерно в половине восьмого, сэр. Мистеру Ли всегда подавали в семь легкий ужин, который я сервировал в его комнате, а затем я готовил его ко сну. После этого он обычно еще некоторое время сидел перед горящим камином, пока не уставал и не ложился в постель.

 – И во сколько он обычно делал это?

 – Когда как, сэр. Часто он ложился уже в восемь часов, – если был очень усталым. Но бывало и так, что засиживался до одиннадцати и дольше.

 – И тогда он звонком вызывал вас, чтобы вы помогли ему раздеться и лечь?

 – Да, сэр.

 – Но сегодня, к примеру, вы ушли из дома. Пятница всегда была для вас выходным днем?

 – Да, по пятницам у меня всегда выходной.

 – Что было бы, если б мистер Ли собрался лечь?

 – Он позвонил бы, и ему помог бы либо Трессильян, либо Уолтер.

 – Он, значит, был не совсем беспомощным? Он мог ходить по комнате?

 – Да, сэр, но только с большим трудом. Он страдал ревматоидным артритом В некоторые дни ему становилось лучше, чем обычно.

 – В течение дня он никогда не ходил из своей комнаты в другие?

 – Нет, сэр. Он предпочитал оставаться в своей.

 Мистер Ли был непритязателен. Комната большая, света и воздуха в ней достаточно.

 – Значит, мистер Ли поужинал как обычно, в семь?

 – Да, сэр. Я отнес ему поднос с бутылкой шерри и двумя бокалами. Все оставил на письменном столе. Так распорядился мистер Ли.

 – В этом не было ничего необычного?

 – Иногда он отдавал такие распоряжения. Как правило, никто не посещал старого господина без его приглашения. Обычно он желал по вечерам оставаться в одиночестве, но бывало, просил мистера Альфреда или миссис Лидию, или их обоих разделить с ним ужин.

 – Но сегодня вечером, значит, было не так? То есть он никого не приглашал к себе, насколько вам известно?

 – Я, во всяком случае, никому не передавал такой просьбы, сэр.

 – Значит, никого из семьи он не ждал?

 – Он мог, конечно, пригласить кого-нибудь и сам лично.

 – Разумеется.

 – Я проверил, все ли в порядке, пожелал мистеру Ли спокойной ночи и ушел из комнаты.

 – Прежде чем уйти, вы еще подложили дров в камин? – спросил Пуаро.

 Слуга поколебался.

 – Этого не требовалось, сэр. И так сильно горело.

 – А мистер Ли мог сам подкладывать дрова?

 – Нет, сэр. Наверное, это сделал мистер Гарри.

 – Мистер Гарри был у отца, когда вы вошли с ужином?

 – Да, сэр. Он как раз уходил.

 – В каком настроении находились оба господина, по вашему мнению?

 – Мистер Гарри был, кажется, в хорошем расположении духа, сэр. Он шел, задрав голову, и смеялся.

 – А старый господин?

 – Он был тих и задумчив.

 – Вот как?.. Ну, я хотел бы узнать еще кое-что. Хорбюри, что вам известно об алмазах в сейфе у мистера Ли?

 – Алмазы, сэр? Я никогда не видел алмазов.

 – Мистер Ли хранил там несколько нешлифованных алмазов. Вы, должно быть, видели, как он держал их в руках или рассматривал.

 – Это такие маленькие камешки, как галька, сэр? Да, я несколько раз видел их у него в руках. Но я и не знал, что это алмазы. Вчера только он показывал их этой молодой даме-иностранке. Или это было позавчера? Не помню.

 – Камни были украдены, – сказал вдруг полковник Джонсон громко и резко.

 – Не думаете ли вы, сэр, что я причастен к этому? – подскочил Хорбюри.

 – Я не говорю ничего такого, – отрезал Джонсон. – Ну, что вы еще можете сказать нам об этом деле?

 – Об алмазах, сэр? Или об убийстве?

 – И о том, и о другом.

 Хорбюри задумался, облизнул бледные губы Когда через некоторое время он посмотрел на Джонсона, взгляд его был испуганным.

 – Думаю, что ничего не смогу добавить, сэр.

 – А может быть, вы слышали какие-то слова, которые могли бы помочь следствию? – мягко спросил Пуаро.

 Ресницы слуги начали подрагивать.

 – Нет, сэр, думаю, что нет. Впрочем, вероятно... Был конфликт между мистером Ли и..... членами семьи.

 – Какими членами семьи?

 – Речь шла о возвращении мистера Гарри домой, что мистеру Альфреду Ли показалось совершенно неуместным. Об этом он и говорил с отцом – вот и все. Старый хозяин никоим образом не обвинял его в том, что он взял алмазы. И я убежден, что мистер Альфред никогда бы не сделал этого.

 Пуаро незамедлительно спросил:

 – Спор произошел после того, как мистер Ли обнаружил пропажу алмазов, не так ли?

 – Да, сэр.

 Пуаро наклонился вперед.

 – Я думал, Хорбюри, что вы не имеете ни малейшего понятия о пропаже, что вы только сейчас, от нас услыхали об этом. Но как же вы тогда могли знать, что мистер ли обнаружил пропажу до того, как стал разговаривать с сыном?

 Хорбюри побагровел.

 – Бесполезно лгать! – сказал Сагден. – Бросьте это! Когда вы узнали о пропаже камней?

 – Я слышал, как он с кем-то говорил об этом по телефону, – глухо ответил Хорбюри. – Я был за дверью и отчетливо смог разобрать только два-три слова.

 – И какие же это слова? – спросил Пуаро очень дружелюбно.

 – Я услышал слова «кража» и «алмазы», и еще он сказал: «Не знаю, кого и подозревать», а потом что-то насчет сегодня около восьми вечера.

 Инспектор Сагден кивнул.

 – Он разговаривал со мной, дорогуша! Примерно в десять минут шестого, так?

 – Так точно, сэр!

 – А когда вы после этого вошли в комнату, мистер Ли был очень взволнован? Возбужден?

 – Не очень Скорее, он выглядел опечаленным.

 – Настолько опечаленным, что вам даже стало немножко скверно на душе? А?

 – Послушайте, мистер Сагден! Вы не вправе разговаривать со мной так! Я никогда не прикасался к этим алмазам, даже пальцем их не трогал, и можете не доказывать мне обратного. Я не вор!

 Инспектор Сагден ответил невозмутимо:

 – Ну, это мы еще посмотрим.

 Он вопросительно посмотрел на полковника и, увидев, что тот кивнул, сказал:

 – Это все, Хорбюри. Сегодня вечером вы мне больше не нужны.

 Хорбюри с облегчением вздохнул и моментально исчез.

 – Просто невероятно, мистер Пуаро, – сказал с восхищением Сагден. – Я еще не видел такой ловко расставленной западни. Вор он или нет – неизвестно, а вот лжец он первоклассный!

 – Не особо располагающий к себе человек, – констатировал Пуаро.

 – Отвратительный тип! – усилил эту оценку полковник Джонсон. – Вопрос теперь в том, что нам делать с его показаниями?

 Сагден кратко резюмировал суть дела.

 – На мой взгляд, есть три версии, сэр. Первая: Хорбюри – вор и убийца. Вторая: Хорбюри – вор, но не убийца. Третья: Хорбюри невиновен. В пользу первого допущения говорит то, что он слышал разговор по телефону и знал, что кража обнаружена. По тому, как вел себя старый господин, он решил, что находится под подозрением. Быстро принимает решение: демонстративно уходит в восемь и обеспечивает себе алиби. Довольно несложно выйти из кинозала и незаметно пробраться сюда. Конечно, он должен быть совершенно уверен в том, что девушка его не выдаст. Посмотрим завтра, что мне удастся из нее выудить.

 – А как же он мог проникнуть в дом? – спросил Пуаро.

 – Это уже более сложный вопрос, – согласился Сагден. – Но и это тоже можно устроить. Если, к примеру, одна из служанок открыла ему боковую дверь?

 Пуаро в знак сомнения поднял бровь.

 – Выходит, он доверил свою жизнь в руки сразу двух женщин? И одна-то женщина уже означает большой риск, но чтобы две – это граничит с самоубийством.

 – Некоторые преступники думают, что им все сойдет с рук, – сказал Сагден. – В пользу второй версии говорит то, что Хорбюри мог выкрасть алмазы, унести их сегодня вечером из дома и передать, вероятно, сообщнику. Все это само по себе несложно. Но в таком случае мы должны допустить, что старого господина убил кто-то другой – кто-то, кто не имел никакого понятия о краже алмазов. Это тоже возможно, но достаточно невероятно. Версия третья: Хорбюри невиновен. Кто-то другой украл алмазы и убил мистера Ли. Вот и все три предположения. Какое из них соответствует истине, нам теперь и предстоит выяснить.

 Полковник Джонсон вздохнул, снова посмотрел на часы и поднялся.

 – Ну, я полагаю, нам пора отправляться спать. Пойдемте только взглянем на сейф. Вот будет фокус, если окажется, что эти проклятые алмазы спокойненько лежат на месте.

 Но проклятые алмазы не лежали в сейфе. Заветное слово, отпиравшее замок, удалось отыскать в записной книжке покойника. В сейфе лежал только пустой мешочек из замши. Среди всех бумаг, хранившихся там, значение имело только завещание, составленное пятнадцать лет назад.

 Если не считать различных пожертвований, имущество распределялось очень просто. Альфред Ли наследовал половину имущества отца. Другую половину нужно было поделить в равных долях между остальными детьми: Гарри, Джорджем, Дейвидом и Дженнифер.